Воспользовавшись машиной Келлана, я вернулась в свой опустевший дом, и меня вдруг захлестнуло одиночество. Келлан уехал всего на пару недель, а казалось, что навсегда. Наш белый двухэтажный домик выглядел холодным и неприветливым. Лишь Келлан каким-то чудом умел его оживлять. Энергия Келлана наполняла здание жизнью и музыкой.
Отомкнув дверной замок, я порылась в сумочке в поисках телефона. Было поздно, но, может быть, еще не слишком. Келлан был совой, но к тому же и ранней пташкой, и потому мне, соскучившись, не приходилось долго ждать, чтобы услышать его страстный голос.
Закрыв и заперев дверь, я набрала номер. Он ответил почти сразу:
– Привет! Как ты догадалась – я же только что о тебе думал?
– Ты постоянно обо мне думаешь! – рассмеялась я.
– Истинная правда, – хрипло сказал он. – Я скучаю. Ты скоро приедешь?
Сияя улыбкой, я повесила сумку и куртку:
– Мы с Анной вылетаем в пятницу утром.
День независимости пришелся на уик-энд, Анна взяла выходной и могла запросто доставить меня в Лос-Анджелес. Странно, но это была папина идея. Падкая на всяческие авантюры, Анна охотно согласилась. Она могла бы лететь и ночным рейсом завтра, сразу же по завершении моей смены у Пита, но у нее была назначена очень важная встреча с врачом.
– Отлично. Я подготовил гнездо. Тебе понравится.
– Наше гнездо? – разулыбалась я еще шире.
– Ага. – (Я различила смех каких-то людей и удивилась: кто там не спит в такой час?) – И еще – не помню, сказал ли, – захвати купальник, здесь есть бассейн.
Келлан с ребятами остановились в доме, принадлежавшем студии звукозаписи. Со слов Келлана я знала, что там было мило, а потому не удивилась сообщению о бассейне. В Калифорнии бассейны встречались куда чаще, чем в штате Вашингтон. У нас понаставили кофейных автоматов, а у них понаделали бассейнов в каждом дворе.
Поднимаясь наверх, я расписывала Келлану свое волнение при мысли о воссоединении с ним. Одинокое существование в доме иногда пугало меня. Я даже приобрела привычку сочинять и писать в постели до раннего утра: погружение в романтические мемуары охраняло меня от мыслей о чудовищах, засевших в шкафу. Келлан же буквально укутывал меня и помогал справиться с этими ночными страхами. Его голос всегда успокаивал. Впрочем, нет, «успокаивал» – неправильное слово. Влиял на меня – так будет лучше, ибо страстные слова, слетавшие с его уст, бывали какими угодно, но только не расслабляющими.
Не отнимая телефон от уха, я готовилась лечь. Скучая по Келлану, я надела футболку, которую обычно не носила. Она хранила его запах, и мне не хотелось, чтобы он улетучился. Натянув ее – черную, с крупной белой надписью «Чудилы», – я забралась в нашу постель.