В середине дня пришел небольшой старик в холщовой рубашке и мягких чувяках, запрятанных в калоши, по прозвищу Барышок. Необычайно прижимистый, жадный хозяин, старик по справедливости заслужил это прозвище.
Барышок только что отстроился и пришел в кузню за шпингалетами, дверными петлями, бруском для порога и вьюшками для печи. Всякому другому Авдеев незамедлительно отпустил бы просимое, но он хорошо знал манеру Барышка. Сруб Барышка стоял в виду кузни; Авдеев высунулся и пересчитал окна большой, ладной пятистенки.
— Лишку запросил, Барышок. Тридцать шпингалетов тебе без надобности. Экой ты жадный какой!
Старик вздохнул, молчаливо признаваясь в своей слабости. Авдеев не понимал и не любил жадных людей. Он велел Никифору отсчитать нужное количество изделий и, отвернувшись от Барышка, занялся своим делом. Но старик не уходил, Авдеев чувствовал на себе его просящий взгляд.
— Чего тебе еще? — не выдержал он наконец.
Барышок помялся и, смущенно усмехаясь, вытащил из-под рубахи флюгерного петуха, покрытого толстой ржой.
— В огороде откопал. Может, почистишь ему перышки?
— А ну-ка, дай.
Авдеев сразу увидел, что это не обычный петушок. Заглянув в железное брюшко, он обнаружил в нем свистульку, качнул коромысло мехов и подставил петушка под тугую струю воздуха. Послышался резкий чихающий звук, затем низкий, с руладами свист, отдаленно напоминающий петушиное «кукареку». Ржавые крылья приподнялись, и петушок замолк.
— Бог ты мой, красота-то какая! — мигая слезящимися глазками, проговорил Барышок, а Никифор так и впился глазами в певучего петуха.
— Это что! Его отрегулировать, — он почище живого запоет. Занятная вещица…
— Будь заместо отца, Акимыч.
— Ладно, ладно, сделаю. Завтра приходи.
Бормоча слова благодарности, умильно вздыхая, Барышок направился к дверям.
— А шпингалеты свои, что ж, забыл?! — крикнул Авдеев.
Барышок испуганно оглянулся, торопливо, будто боясь, что отнимут, собрал изделия в подол рубашки и шмыгнул из кузни.
Авдееву подумалось, что почти каждая человеческая душа отзывается на красивое в жизни. Даже Барышок, скопидом и деляга, дал себя увлечь певучей игрушке настолько, что позабыл, зачем пришел. И, словно опасаясь, чтоб это хорошее не утратилось в душе Барышка, Авдеев крикнул ему вдогон:
— Вечером загляни! Будет готово!
Затем в кузню забежала девушка Уля, птичница. Маленькая, вертлявая, с зелеными выпуклыми глазами, в сереньком сарафанчике и красном платочке, она напоминала невидную, но кокетливую птичку чечетку.
— Здравствуйте-пожалуйста! — Она переводила глаза с мастера на подручного. — Деда Степ, как наше колесико для тачки?