— А почему вы одна живете? — спросил Митя.
— Да уж не знаю, как тебе и объяснить, молодой ты больно. Дала я слово мужу, когда на войну уходил, что не останется никто из наших детей в деревне. Ненавидел он деревенскую жизнь.
— Это почему же?
— Набедовался он через нее и весь свой талант сгубил. Он, знаешь ли, очень был способный всякие машины выдумывать. Сам выдумывал, сам и рисовал — двигатели там разные, ветряные и водяные, топор, помню, механический придумал. Посылал он свои картинки в город, только ответа не дождался. А самому съездить похлопотать — грошей не было. Так все и пошло прахом…
— А где его рисунки? — сердце Мити тронулось жалостью к этому далекому человеку.
— Горели мы в двадцать втором. Да чего вспоминать-то! Поди, давно уж его машины другие люди сделали. — Авдотья помолчала, провела рукой по лбу, словно прогоняя какую-то досужую мысль. — Ну вот, я слово свое сдержала. Да только вышло не по-моему и не по-мужнему. Повернула их жизнь обратно к деревне, — продолжала Авдотья с легкой улыбкой. — Павел Семенович в колхозах электричество проводит, Мариночка — артистка, так их театр все больше районные центры да колхозы обслуживает, меньшой — Всеволод — вовсе агроном. Один Василий Семенович директорствует, да и то он с колхозными рыбаками связан. Нешто могли мы с Семеном Ивановичем в то время знать, какой деревня станет?
— А вы не скучаете одна?
— Чего ж скучать?! Кабы дети плохо жили, тогда бы скучала. Потом, вишь ли, есть такие старухи, которые, кроме как семя свое, никого любить не могут. А мне с народом никогда не скучно…
Митя с удивлением слушал Авдотью. Доярка пользовалась славой гневливой, недоброй старухи. И когда вожатый отряда поручал ему шефство над Авдотьей, то так прямо и сказал: «Тебе достался трудный участок». А она вовсе не злая и даже будто добрая…
— Шел бы себе, — сказала вдруг Авдотья, лицо которой вновь стало замкнутым и суровым. — Или постой, может, чайку попьешь? Пил уже? Ну, и то ладно. Мне тебя и угостить-то нечем, не знала я, что такой гость пожалует. А коли надумаешь зайти, прихвати с собой пятилетний план колхоза. Ступай, ступай, не век же тебе со старухами тимурничать…
III
Дом Авдотьи стоял на пригорке. Когда туман рассеялся, за окнами открылась пустая ровная синь. «Прямо царица в башне», — думала про себя Авдотья.
Ей было очень скучно. Сейчас на пастбище шла вторая дойка, но Авдотья решила туда не ходить. Не потому, что она боялась Струганова, но она считала, что чрезмерная опека может повредить Гале.
Она напилась чаю, покормила кур, прибрала горницу.