Джастин остановился у окна, уперся руками в подоконник и мрачно уставился во двор. За морозными узорами сквозь стекло ничего нельзя было рассмотреть, ясно только, что ночь выдалась холодной. «Ну и что теперь делать? — в который раз задавался нелегким вопросом герцог. — Неужели снова придется нанимать детективов, чтобы разыскивать Эмили? Человек отправился за покупками по магазинам и исчез? Нет, ни в коем случае не следовало отпускать ее в компании с Пенфелдом. Это было глупо. С другой стороны, это же не Окленд, где может случиться черт знает что! В благополучном Лондоне везде и во всем полный порядок, да и Пенфелд чувствует себя здесь как рыба в воде».
Герцог прилагал все усилия, чтобы не поддаться панике и не отчаиваться, отказывался признать, что испытывает страх. Его мучили опасения, что Эмили вполне способна использовать представившуюся возможность, чтобы сбежать, вновь исчезнуть без следа. Да, конечно же, следовало отправиться с ней самому, даже с риском оказаться в уютной полутьме кареты наедине с манящим ароматом ее кожи. Даже с риском сидеть рядом, тесно прижавшись к ее бедру. В конце концов, эти муки не идут ни в какое сравнение с необходимостью ждать и терзаться неопределенностью.
За переживаниями сына внимательно наблюдала матушка. Вроде бы вся ушла в работу, глаза полуприкрыты, но время от времени из-под ресниц сверкает острый взгляд. По опыту Джастин знал, что герцогиню не следует недооценивать и что она не так глупа, как может иногда показаться. Оливия Коннор давно научилась скрывать природный ум за маской несколько рассеянной и туповатой хозяйки, пребывающей в вечных домашних хлопотах, но временами маска спадала, являя миру былую весьма расторопную и смекалистую продавщицу из небольшого магазина на Оксфорд-стрит, которая в свое время не только изучила без посторонней помощи генеалогические древа всех потенциальных женихов, но и сумела выйти замуж за лорда, обладавшего огромным состоянием, владельца процветающей судоходной компании. Позднее она готова была поступиться чем угодно, даже пожертвовать любовью собственного сына ради того, чтобы сохранить привязанность сурового и привередливого супруга.
Герцогиня проткнула плотную ткань длинной иглой и неожиданно спросила, не поднимая глаз:
— Тебе эта девушка не безразлична? Я правильно поняла?
— Естественно, она не может быть мне безразлична. Как-никак я прихожусь ей опекуном. Ее отец был моим лучшим другом.
— Ты хочешь сказать, что раньше никогда не видел ее?
Движение иглы действовало завораживающе, и Джастин, как загипнотизированный, не мог отвести взгляда от рук матери. Она вышивала так же легко и уверенно, как ее сын играл на фортепьяно. А что, если все рассказать ей?