Откашлявшись, Леннарт взял ноту ля. Звуковая волна отразилась от голых цементных стен подвала и вернулась к нему. Нет, ля неидеальное. Сложно нарисовать картинку, возникшую перед глазами, если ты не художник. Вот и с голосом так же: ты слышишь безупречную ноту, но не можешь ее воспроизвести, если тебе не дано. Справедливости ради стоит заметить, что его нота ля не так уж далека от эталонного.
Девочка приоткрыла ротик, и Леннарт направил звук прямо на нее, не отрывая взгляда от ее глаз. Дрожь побежала по крошечному тельцу. Она вся будто завибрировала. Комната наполнилась новым звучанием. Лишь когда Леннарту перестало хватать дыхания и его голос начал стихать, он понял, что случилось. Девочка подхватила его ля, но взяла ноту на целую октаву ниже. Немыслимо для маленького ребенка! Что-то зловещее было в этом звуке. Она издавала чистейший звук, да к тому же в регистре, не доступном ни одному ребенку.
Когда Леннарт замолчал, малышка тоже закрыла рот, и вибрация прекратилась. С навернувшимися на глаза слезами он прижал ее к себе, расцеловал и прошептал:
— А я уж было подумал, что мне все это почудилось. Но теперь сомнений не осталось… Проголодалась, малышка?
Он держал ребенка перед собой, разглядывая маленькое личико. Ни требования, ни желания. Глядя на хрупкое тельце девочки, он не переставал удивляться, как ей удалось издать столь низкий звук, да еще без обертонов. Леннарт вспомнил о кошках, которые урчат, используя свое тело как резонатор. Но ни одна кошка не сможет взять такую чистую ноту.
«Ты — чудо. Ты дарована мне свыше».
Убедившись, что менять подгузник еще рано, Леннарт снова положил девочку в корзину, укутав одеяльцем, а затем направился в кладовку, чтобы вытащить старую детскую кроватку Джерри.
8
Первые несколько дней, после того как Леннарт вернулся домой с ребенком, Лайла все ждала, что вот-вот зазвонит телефон или в дверь постучат и на пороге появится человек в униформе, ее уведут на допрос, а потом она окажется в камере, причем надолго.
Через неделю тревога стала исчезать. Лайла все еще вздрагивала при каждом звонке, но начала привыкать к мысли, что за ребенком никто не придет.
Леннарт почти все время проводил в подвале. Лайла была рада, что мужу теперь некогда придираться к ней, но она постоянно думала о том, что происходит там, в детской. Мужа словно подменили, раньше он не отличался сильной любовью к детям.
Несмотря на боль в колене, напичканном металлом, который заменил поврежденные части, Лайла то и дело спускалась в подвал проведать малышку. Леннарт не прогонял жену, но каждое его движение будто говорило: «Ты нам мешаешь».