Они просто решили, что их дочь сильно загрустила. Они даже могли назвать ее состояние депрессией, но не вкладывали настоящего медицинского значения в это понятие. Для них депрессия и сильная грусть звучали примерно одинаково. Время лечит любые раны, даже те, которые не видно. Значит, тот, кому сейчас очень грустно, обязательно скоро повеселеет.
Прошло несколько дней. Тереза ела детское питание небольшими порциями, пила воду и лежала в постели. Лишь когда она снова начала говорить, родители поняли, что все-таки нужно обратиться за помощью.
Когда Йёран пытался уговорить дочь немного попить, она вдруг произнесла:
— Ничего нет.
Ему бы обрадоваться, что девочка заговорила и теперь они смогут выяснить, что с ней не так, но ее слова лишь еще сильней озадачили его.
— Что ты имеешь в виду? Все есть… абсолютно все существует.
— Не для меня.
Йёран оглядел комнату, будто ища доказательства, которыми мог бы подкрепить свои слова. Перед его внутренним взором промелькнула коробочка желтого бисера, и где-то в подсознании родились воспоминания, но так и не обрели конкретных очертаний. Это как-то было связано с желтыми бусинами и существованием всего. С Терезой и более счастливым прошлым. Дочка что-то сказала, едва слышно.
— Повтори? — попросил Йёран, наклонившись к ней поближе.
— Мне нужно на другую сторону.
— Какая другая сторона?
— Та, где умирают и получают жизнь.
Три часа спустя Тереза сидела, зажатая между родителями, в приемной детского психиатрического отделения при больнице в Римсте. Одно дело — непроходящая тоска, но разговоры о смерти — это уже слишком. Пора кому-нибудь вмешаться, решили Йёран с Марией.
Их представления о психиатрическом отделении как о тихом и стерильно белом месте были сильно преувеличены. Белые халаты, белые стены, запертые двери. Поэтому они были приятно удивлены, когда их встретила самая обыкновенная женщина средних лет в повседневной одежде. Она проводила их в комнату, которая мало чем напоминала медицинский кабинет.
Разговор вышел долгий. Йёран с Марией должны были описать во всех деталях, как развивалось состояние их дочери и почему они все-таки решили обратиться в отделение психиатрии. Тереза все это время сидела молча.
Наконец врач повернулась к ней и спросила:
— Твои родители думают, что ты хочешь лишить себя жизни. Это действительно так?
Тереза слабо покачала головой, ничего не ответив. Врач выждала и уже собиралась задать следующий вопрос, как девочка вдруг произнесла:
— У меня нет жизни. Она пустая. Лишать себя нечего. Врач попросила родителей выйти, чтобы она могла переговорить с пациенткой наедине.