Матеуш приобнял еще, привлек к себе…
…если целоваться полезет, Себастьян ему челюсть свернет. И плевать, что сие действо будет расценено как покушение на жизнь и здоровье венценосной особы…
…лучше уж на плаху…
— Мы подыщем вам достойного мужа… — продолжали курлыкать его высочество, при этом норовя изогнуться и заглянуть в глаза. Собственные его, мутновато-зеленые, будто стеклянные, оставались на удивление невыразительны. — С титулом… с понятием…
И целует-то уже не пальчики, запястье, легонько покусывая.
…нет, на такое Себастьян точно согласия не давал.
— Взаправду? — хлопнула очами панночка Белопольска, которой хотелось и завизжать, и сомлеть…
— Взаправду, милая моя Тиана… взаправду… кем бы ты хотела стать? Баронессой… графиней? — Ручку благо мусолить перестал, прижал к груди и поинтересовался: — Слышите, как стучит сердце?
— Ага. — Панночка Белопольска уставилась на его высочество. — Громко. И быстро. Вы, часом, грудною жабой не страдаете? А то, знаете, дядечкин приятель один тоже все жаловался, что сердце громко бухает. И помер. Оказалась, что грудная жаба…
— Это любовь! — с придыханием сказал Матеуш.
— Думаете? А доктор говорил, будто жаба…
Руку отпустили.
— Все-таки вы удивительно непосредственное создание, моя милая Тиана… но скажите мне, есть ли у меня надежда?
И вот что ему было ответить?
Его высочество Матеуш были донельзя довольны и собою и прогулкой. В ближайшем рассмотрении панночка Белопольска оказалась еще более очаровательна. Она так мило смущалась, и в том смущении — Матеуш готов был поклясться — не было притворства.
Тиана…
…имя-то непривычное, но ей подходит. И сама-то она разительно отличается от придворных красавиц с их жеманством, томною леностью, которая пропитывает каждый жест, с привычкой взвешивать каждое слово, выплетая из них кружево пустословья…
— Это смотря на что вы надеетесь. — Тиана присела на лавку и ручки на коленях сложила: ни дать ни взять — гимназисточка из пансиона ее величества, и глазки долу потупила, и щечки розовеют, реснички подрагивают… скромница…
Анелия никогда-то не пыталась играть скромницу. Нет, она была слишком яркой, слишком живой… жадной. И как Матеуш раньше не видел этого? Или видел, но, ослепленный взглядом синих очей, предпочитал не замечать?
— На то, что наши сердца отыщут путь друг к другу, — привычно ответил он, отмечая, что у панночки Белопольской и уши запунцовели. — Мне кажется, мы созданы друг для друга…
Он вновь поцеловал ручку, которая премило дрожала.
Смущение будоражило.
— Да? А мне казалось, у вас невеста имеется, — зловредно напомнила Тиана, глянув снизу вверх.