Первая половина лицевой стороны второй записки представляет из себя, конечно, ключ к шифру, при помощи которого Федор Кузьмич, вероятно, вел переписку с какими-то лицами; вторая половина, т. е. «А КРЫЮТ СТРУФИАН» — очень загадочна.
Меня заинтересовало слово «струфиан». В толковом словаре В. Даля и нашел следующее: «Строус, страус, струс, струф, строфион… будут «селения сирином и селища струфионом» (Исайя)».
Пересмотрев «Книгу пророка Исайи», я нашел, что фраза эта взята из стиха 21 главы 13.
Опять таки, если согласиться с тем, что Кузьмич и Александр одно и то же лицо, то фразу «А КРЫЮТ СТРУФИАН» можно прочесть так: «я скрываю тебя, Александр, как страус, прячущий голову под крыло».
Обратная сторона второй записки не представляет ничего другого, как только дату и, так сказать, адрес, т. е. 26 марта 1837 года (день, когда старец прибыл в Сибирь); «43пар.» — 43 партия ссыльных с которой он прибыл, а «в. вол.» — вероятнее всего — Боготольская волость; может быть, старец по ошибке поставил «в» вместо «б».
Буква «д», написанная так, как в «тайне Федора Кузьмича», очень характерна для почерка Александра I; обращает на себя внимание не то, что она написана как французское «g» — это часто встречалось в XIX столетии, но то, что нижний завиток перечеркнут резким штрихом».
Итак, приведены и сопоставлены все доступные исследованию документы, отмечены их особенности. Право читателя судить по своему, делать свои выводы, соглашаться или нет.
Едва ли можно сомневаться в том, что Александр I не умер в Таганроге, а удалился от мира и скончался в Сибири в 1864 году в образе старца Федора Кузьмича.
Николай Карлович Шильдер заканчивает свой четырехтомный труд «Император Александр I» такими словами:
«Если бы фантастические догадки и народные предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собой самые смелые поэтические вымыслы. Во всяком случае подобная жизнь могла бы послужить канвой для неподражаемой драмы с потрясающим эпилогом, основным мотивом которой служило бы искупление. В этом новом образе, созданном народным творчеством, император Александр Павлович, этот «сфинкс, неразгаданный до гроба», без сомнения представился бы самым трагическим лицом русской истории, и его тернистый жизненный путь устлали бы небывалым загробным апофеозом, осененным лучами святости».
А в самом деле, не стал ли Александр Павлович самым трагическим лицом русской истории?