– На террасе, – ответила та, ткнув пальцем в потолок. – Там на террасе веселятся. Или на пляже. Там много костров для туристов.
Миа сбросила рюкзак на пол. Зеркала в комнате не оказалось, и она провела руками по волосам, расплетая спутавшиеся пряди. На ней не было макияжа, и она просто облизала губы и поморгала, увлажняя глаза, чтобы устранить оставшуюся в них после полета сухость.
Выйдя из комнаты, она прошла по глухому коридору, в конце которого тяжелая пожарная дверь вела на наружную лестницу. Ступени откликались металлическим звоном, когда она стала подниматься по ней, крепко держась за поручни.
С террасы доносились музыка и смех, и она замерла, пытаясь вслушаться. Вычленить что-то из общего хора голосов было сложно, но австралийский акцент там определенно присутствовал. При мысли, что она увидит Ноя, ее пульс участился. Несмотря на обиду из-за его исчезновения («Ему ничего не стоило от тебя уехать, Миа»), она надеялась, что он обрадуется ее приезду.
Она благоразумно старалась не думать о Финне, однако сейчас ей почему-то вспомнилось, как он ждал ее в аэропорту. Услышав, как он зовет ее, она обернулась, увидела его стоящим с поднятой, готовой помахать ей рукой. Миа понимала, что должна была что-то сказать – по крайней мере, попытаться объясниться, но все ее чувства сплелись в такой тугой комок, что слова застряли в горле. И она лишь улыбнулась, не разжимая губ, а в глазах стояли жгучие слезы. За долгие годы они улыбались друг другу тысячи раз – это были улыбки радостные и заговорщические, подбадривающие и утешительные, – и она знала, что Финн правильно поймет и эту – просьбу о прощении за то, что она собиралась сделать.
Его лицо словно обмякло, опустилось, осунулось от неверия в происходящее. Миа заставила себя отвернуться и уйти. Ведь если бы она хоть на секунду обернулась, она бы уже не смогла его бросить.
С глубоким вздохом она преодолела последние ступени и оказалась на краю тесной террасы на крыше дома. В воздухе чувствовался запах кокосового масла и марихуаны. Из установленного на перевернутом ящике старенького стереопроигрывателя доносился голос Боба Марли. Кучка людей сгрудилась вокруг низкого столика, заставленного пивными бутылками, с рассыпанной колодой карт, горящими свечками и переполненной пепельницей. У металлического ограждения, за которым Миа были видны мелькающие фары проезжавших по улицам автомобилей, стояли доски для серфинга. Ей представлялось, что позади, если обернуться, она увидит море – темное и не знающее сна.
– Закручивают гайки, – говорил парень с редеющими косичками. – Этот «киви»