«Забыла фея о сверчке,
Его оставив на шестке,
Ушла беспечно.
Но песня верного певца
Живет и радует сердца.
И это вечно».
— Князь, поцелуйте меня. — Фике зажмурилась и придвинула лицо к Никите.
Он прижался к ее губам, она обхватила его за шею, открыла глаза.
Пламя свечи дрожало от сквозняка, лунные лучи заливали комнату.
В это время раздался резкий, переливчатый храп.
— Маменька! — огорченно воскликнула Фике. — Сейчас она разбудит Шенк и весь дом! — И исчезла. Только смех ее серебряно зазвенел в темноте.
Никита поднялся и осторожно покинул комнату.
Он вышел на залитый лунным светом двор. Сердце его гулко стучало.
Схватив горсть снега, Никита растер им разгоряченное лицо.
Большое звездное небо сияло над его головой. Чистый снег покрывал землю.
Внимание юноши привлек тихий стук. Он увидел, как Саша прижался к оконному стеклу, словно спрашивал: что случилось?
Никита показал ему жестом — все в порядке! Прошел несколько шагов. Снег хрустел под каблуками. Он глубоко вдохнул морозный воздух и вдруг остановился.
В окошке кареты Иоганны теплился слабый огонек, похожий на свет свечи.
Никита осторожно приблизился к карете, заглянул внутрь.
Какой-то человек в шерстяной маске-колпаке с прорезями для глаз рылся в дорожном сундучке графини.
Никита рывком открыл дверцу кареты, но не успел и слова произнести, как неизвестный стремительно выскочил с другой стороны и бросился бежать.
Очевидно, он хотел скрыться в доме, однако ему помешал Саша, неожиданно вышедший на крыльцо.
Неизвестный резко свернул вбок и скрылся на конюшне. Друзья последовали за ним.
В конюшне храпели потревоженные кони. Никого не было видно. Друзья медленно пробирались вдоль загородки, ища вора. Никита взял в руки уздечку, Саша сорвал с гвоздя старую попону.
Человек в маске пролез под брюхом лошади. Чьи-то сапоги прошли мимо его лица. Он нырнул в проход, бросился к двери, но Саша и Никита настигли его, повалили, набросили на голову попону и связали руки уздечкой.
— Сволочь! — задыхаясь от ярости, произнес Саша.
Никита рывком сорвал с головы незнакомца вязаный колпак. В лунном свете они с изумлением узнали в поверженном Алешу. Глаза его были закрыты, мышцы лица набрякли. Саша разжал пальцы на его горле.
— Алеша, ты что? — прошептал он, с трудом переводя дыхание.
По телу Алеши прошла судорога, плечи его затряслись, и друзья с ужасом увидели, что он рыдает. Он с трудом отполз к стене, сжался в комок.
— Барин, Никита Григорьевич!.. — послышался голос Гаврилы, чей силуэт маячил в проеме двери конюшни. — Что стряслось?
— Пошел вон! — Никита бесцеремонно вытолкнул его во двор и задвинул засов.