— Конечно, мистер Мелвил. Но если вы столкнетесь с трудностями…
— Если я столкнусь с трудностями, мне не понадобится помощь. Поэтому вам не стоит предпринимать ради меня никаких неосторожных поступков.
Его ясные глаза строго смотрели на испугавшегося посла, покорно склонившего свою крупную голову. Затем Лальмант встал и предложил:
— Останьтесь пообедать. Мы будем одни, а именно: мадам Лальмант, мой сын и мой секретарь Жакоб.
Мелвил покачал безупречно причесанной головой.
— Благодарю вас за гостеприимство. Но я не хочу вас стеснять. Как-нибудь в другой раз.
Сожаление, выраженное Лальмантом по поводу отказа, прозвучало так неискренне, что выдавало чуть ли не удовлетворение, которое принесло ему избавление от столь властного соратника.
Мелвил задержался еще на минуту, чтобы навести справки о достижениях французских агентов, занимающихся якобинской агитацией.
— Мне нечего добавить к моему последнему рапорту гражданину Баррасу. Мы исправно служим, особенно виконтесса. Она весьма усердна и постоянно расширяет сферу своей деятельности. Последней ее победой стал барнаботто — аристократ Вендрамин.
— А! — засмеялся Мелвил. — Он влиятелен, не так ли?
Посол удивленно посмотрел на него.
— Это вы у меня спрашиваете?
Тотчас осознав оплошность этого шага, Мелвил без малейшего промедления исправил его:
— Да, знаете ли, я порой сомневаюсь в этой влиятельности.
— После того, что я о нем написал?
— Непогрешим только Папа Римский.
— Мне не нужен Папа, чтобы узнать степень влиятельности Вендрамина. А у виконтессы есть все необходимое, чтобы припереть его. Это лишь вопрос времени, — он цинично засмеялся. — Гражданин Баррас обладает великим талантом использовать своих брошенных любовниц в государственных интересах столь же успешно, сколь и в собственных.
Мелвил взял со стола свою шляпу.
— Я не собираюсь выслушивать сальности. О своих успехах я извещу. Если же я вам понадоблюсь, то устроился я в гостинице «Шпаги».
На этом он откланялся и ушел, раздумывая о том, кто же такие виконтесса и барнаботто Вендрамин.
Поведение Мелвила оскорбило чувства не только посла Французской Республики, Единой и Неделимой, но, почти в той же мере, — и посла Его Британского Величества, у которого Марк-Антуан томился ожиданием вечером того же дня. Но были и различия. Если повелительный тон по отношению к Лальманту был исключительно наигранным, что соответствовало характеру исполняемой роли, то по отношению к сэру Ричарду Уортингтону такое поведение стало искренним проявлением чувств.
Сэр Ричард — коренастый, рыжеватый, самодовольный мужчина, вывесивший неизменные флаги скудного ума: самонадеянность и подозрительность. Склонный предполагать наихудшее, он был из тех, кто возводит подозрение в уверенность, не утруждая себя анализом своих выводов. Это довольно распространенный и легко узнаваемый тип людей. В течение пяти проведенных в обществе посла минут Мелвил разобрался в этом.