Возможно, людей подстегнуло отчаяние.
Вообще-то было не принято растолковывать всем и каждому положение отряда и тем более смысл каждой боевой операции: всё знали только трое-четверо, чуть меньше — штаб, ещё меньше и конкретней, применительно к своему заданию, — командиры боевых и разведывательных групп. Но в данном случае как-то сразу поняли все, что отряд попал в практически безвыходное положение.
Даже если на господствующие высоты в обнаруженном месте его базирования не выбросят десант для быстрого уничтожения партизан перекрестным огнем и наступлением с обеих сторон, то всё равно выдавят или на голое пустое плато, под расстрел с истребителей и штурмовиков, или на равнину перед мостом, где шансов уцелеть тоже нет.
Либо же уничтожат прямо на месте, в выслеженном небольшом участке. Орудийные снаряды, мины и бомбы выкосят горный лес и всех, кто в нём укрывается, а потом за огненным валом пойдут густые цепи автоматчиков…
О дальнейшем думать никому не хотелось.
И потому упования сосредотачивались на «придумке Христаради», и эта придумка обрастала самыми фантастическими деталями.
Как оно всё готовится на самом деле, видели немногие. Даже командир не участвовал в приготовлениях — а они происходили в двух километрах выше моста, где к руслу подступал ещё по-настоящему густой и не прореженный ни осколками, ни порубками лес.
Беседин в это время организовывал подвижную оборону, да так, чтобы немцы как можно дольше не почувствовали, что противостоит им всего полтора десятка автоматчиков и пулемётчиков арьергарда, а не весь партизанский отряд, в котором, по их, немцев, представлениям, было не меньше полутора сотен активных бойцов.
Могло помочь партизанам только одно: здесь, на ближних подступах к основному лагерю, они знали каждый камень, — а камней в этих горах предостаточно и разбросаны они так, будто кто-то большой и сильный, с гору росточком, ковырял склоны исполинской мотыгой, ковырял-ковырял, да утёрся тучей и бросил.
Под валуны и скальные обломки кое-где можно было подкопаться, выцарапать хоть неглубокий, но всё же окопчик, а кое-где и сама природа постаралась, устроила нишку, куда можно спрятаться во время миномётного налёта. А ещё укрытием и огневыми точками служили старые корневища, да и свежий повал — бомбы с «хейнкелей» вывернули с десяток старых деревьев.
И минёры старались, прикрыв почти все проходимые места и несколько осыпей минами. Отечественными и трофейными. Весь запас без остатка израсходовали — без слов было понятно, что ничего на чёрный день или какое-то «авось» откладывать не надо. Чёрный день уже неумолимо приближался, а «авось»… до этого «авось» ещё надо дожить.