Прежде чем уйти, я сама подошла к сестре.
— Вы еще не уходите? Ночные дежурные уже здесь. О нашем больном обязательно позаботятся.
— Нет, я останусь рядом, сестра. — Женщина подняла на меня печальные глаза. — Что вы о нем думаете?
Каттер не была родственницей, которую нужно подбадривать доброжелательной ложью. Она оставалась профессионалом, проверяющим свое собственное впечатление. Дыхание мужчины стало более поверхностным, нос заострился, мочки ушей зловеще отодвинулись от черепа.
— Довольно скверно, — честно признала я. — Он приходил в сознание?
— Только на мгновение. — Собеседница криво улыбнулась. — Он узнал меня и понял, что я сдержу обещание.
— Это хорошо, — проговорила я. — Спокойной ночи, сестра.
Спускаясь вниз по лестнице вместе с Джимом Хикеном, я сказала:
— Думаю, она была немного влюблена в него все эти годы…
— Кто? — недоуменно спросил парень. — О чем ты тут толкуешь?
— Я говорю о сестре Каттер и мистере Кершоу. Такое иногда случается, когда люди много лет работают вместе. У непривлекательной женщины тоже есть чувства. Сестра ненавидела всех девушек, работавших у него в регистратуре. Она просто со свету сживала бедную Викторию.
Джим выглядел потрясенным:
— Чепуха! Ты что сегодня такая романтичная? Они терпеть друг друга не могут, она и шеф, вечно цапаются.
— Именно об этом я и говорю, — пояснила я. — Они привыкли друг к другу. А привычка тоже разновидность любви, не так ли? Они всегда могли попререкаться всласть. Никто не будет годами ругаться с посторонним человеком.
Джим в ответ заявил, что женщин не зря упрекают в нелогичности. Он совсем ничего не понял.
По пути в столовую швейцар позвал меня.
— Для вас письмо, — сказал он мне и подмигнул. — Его передал доктор Вудхерст.
Я опустила послание в карман: открою его, когда доберусь до своей комнаты, не раньше. Белый квадратный конверт оказался довольно тяжелым, и я надеялась посмаковать его содержимое на досуге.
За ужином было решительно не с кем поговорить. Ди, по-видимому, развлекалась где-то в компании с Адрианом Вульфом, поскольку вечер вторника у него свободный, и за столиком для старшекурсников не оказалось никого из моей группы. На ужин подали рыбный пирог, который я не переношу, поэтому, съев немного лимонного мусса и выпив две чашечки кофе, я поднялась в свою комнату.
Прежде чем зашторить окно, я бросила взгляд на больничные блоки. Я могла только разглядеть окно боковой палаты в углу здания, налево от центрального лифта. Свет горел. Это было не к добру. Сев на кровать, я стянула шапочку, достала письмо Мартина и заставила себя аккуратно и терпеливо разрезать конверт уже порядком затупившимися ножницами.