После последнего ухода Сороса на свидание к адвокату Егора, время для Веника потянулось томительно медленно. Егор привык к своему новому другу, к его вниманию и опеке. Если раньше одиночество для него было нормой жизни, то после помещения его в камеру, и знакомства с Соросом, он как ни странно почувствовал интерес к жизни в этом мужском коммунальном сообществе. Не скрашивало его внутреннее одиночество и оставшийся от друга в наследство черный костюм, и заметное повышение его камерного рейтинга – от шныря до рядового мужика. Смотрящий за порядком в хате, после того как Сорос не пришел ночевать разъяснил Егору, что его друга перевели в камеру, расположенную в другом конце тюремного корпуса, и что теперь он может с ним только обмениваться «малявами». В подтверждении его слов утром следующего дня Егору пришла записка от Сороса.
«Егор, братушка, вляпался я из-за тебя по самые «не хочу». Теперь я значусь в камере 240 под твои именем, и братва достала меня своими подколами. Но ни чего нам пока не остается другого как продолжать маскарад пока я не «перетру» эту ситуацию с адвокатом. Если тебя вызовут как меня, ради Бога, молчи как покойник. До встречи на воле Сорос» – с трудом разобрал мелкий почерк малявы Егор.
Ему стало немного легче от того, что его друг не забыл о нем, и в то же время немного грустно, что Сорос из-за него вынужден испытывать такие трудности. Он то же решил поддержать друга и намалявал ему ответ.
«Друг и брат Сорос. Большего друга, и родней человека чем ты у меня ни каго нет кроме матери. Жалко мама пропала, а то бы она мне прислала табачку нюхачего, и я тебя научил бы им пользываться. Это лучше чем те «колеса» которые мы глотали перед твоим переводом из камеры. Остаюсь верен дружбе Егорша Веник».
Записку привязали к веревке, дернули за конец, и «малявка» нырнула сквозь металлические жалюзи решетки, отправляясь по «дороге» в другой конец корпуса.
Егор успешно справлялся с новой ролью, и когда контролеры устраивали проверку рапортовал за своего друга, называя его имя отчество и статью обвинения.
Но однажды его вызвали на свидание к адвокату. Из камеры он влился в группу арестантов и по длинным коридорам проследовал до следственных кабинетов.
– В сорок шестой кабинет – показала Егору в направлении конца коридора пожилая прапорщица.
«Похожа на маму только по моложе» – с тоской о матери подумал арестант.
Открыв дверь в кабинет, он увидел импозантного вида мужчину, который с удивлением разглядывал вошедшего Егора.
– Хорош однако – непонятно к чему произнес адвокат, и нажал кнопку вызова охраны.