«С одной стороны, может так и надо. Увезти ребенка, пока все утрясется» – немного успокоенный от предстоящей встречи с Максимом подумал его отец.
В 15 часов он был в аэропорту. Посадку на Женевский рейс уже объявили, но Надежды еще не было. Бодряков стал волноваться, но вскоре увидел ее и сына. Они ехали налегке, с одной ручной поклажей. Максим выглядел хорошо, видимо прошедшие события на нем не очень сильно отразились.
– Ну давайте по-быстрее, а то на посадку опаздываем – вместо приветствия небрежно «бросила» мать Максима.
– Ну здравствуй, сын – Сергей Иванович опустился на корточки к своему малышу, и протянул ему руку.
– Я Вас дядя – САНВЕХТЕК знаю, Вы кЛан на даСе Синили – вспомнил ребенок его появление в Кратово.
– На какой даче? – удивилась его мать, и не дождавшись ответа стала торопиться на посадку.
– Я твой папа Максим – неуклюже поспешил сделать признание Бодряков под объявление об окончании регистрации рейса.
– Ты дядя санвехтек – упорствовал парень.
– Когда мы вернемся, мне нужно будет с тобой серьезно поговорить насчет сына – забирая у него Максима, предложила Бодрякову Надя.
– Конечно – только мог вымолвить, размякший от контакта с ребенком Сергей Иванович.
– Что бы не было дальнейших недоразумений – уточнила женщина.
– Да о чем ты? Я согласен на любые условия. Хоть воскресным папой, хоть понедельничным, а если надо его личным охранником – все что угодно.
– Не все оказывается просто Сережа. По поводу твоего отцовства… – она замолчала, видя выражение его глаз, и махнула рукой на прощание – ладно после прилета.
Они прошли регистрационную стойку и исчезли из вида, а Бодряков стоял как опешенный, не способный даже пошевелиться после ее неоконченной фразы.
«Что это за намеки в ее словах о моем отцовстве» – эта мысль хуже червя разрушала и точила его душу, наполняя все его существо чувством знакомой безнадеги.
Он вернулся в отделение в убитом настроении. В канцелярии ему сказали об открытых номерах в его почтовой переписке, и попросили их закрыть. Придя в кабинет он автоматически залез в ящик стола, что бы посмотреть не просрочил ли он какой-нибудь материал, находящийся у него на исполнении, и наткнулся на старое заявление о пропаже Круглова Егора. Он вспомнил прощальную просьбу Зои Николаевны, и без интереса, автоматически, пробежался глазами по листку бумаги… Стандартное заявление не вызвало ни каких эмоций. Он стал просматривать другие материалы, но потом бросил всю пачку в стол, оставив на столе лишь заявление Зои Николаевны. Не зная почему – может из-за того, что эта пожилая женщина, пытающая отыскать свое больное и многострадальное чадо, нашла какую-то тропку к его душе, может от того, что его сын улетел, и вокруг него опять образовался вакуум, но ему захотелось ей помочь.