Нирит взял ключи. Он плакал. Зажав в своих ладонях руку Ноаха, он окропил ее своими слезами и попытался обнять отца. Тот не сопротивлялся, но был сдержан и неподвижен.
– Отец! Отец! – зарыдал Нирит. Ему было больно от того, что вот так, через страдания собственные и страдания отца, через смерть братьев он получил то, чего хотел. Как жестоко наказывает порой жизнь за нечестивые мысли, как смеется она над человеком.
Hoax отошел от дел. Нирит принялся заниматься мастерской. Забота о благополучии отца и продолжение его дела – отныне все это легло на плечи Нирита.
И оказалось, что многое ему по силам: и управляться с наемными работниками, и руководить процессом приготовления глины, и изобретать различные новинки, чтобы изделия нравились покупателям, и успевать, следуя за полетом фантазии, создавать неповторимые керамические шедевры. То, в чем раньше ему не доверяли, удавалось ему, как будто он всю жизнь занимался ведением дома, ремеслом и торговлей.
Теперь заказов у мастерской было еще больше, чем прежде. Время от времени, за трапезой, Нирит беседовал с отцом о том, что происходит в их жизни, как меняются и разнятся вкусы людей. Hoax постепенно приходил в себя. В конце концов он попросил у Нирита отвести ему помещение, где мог бы отдаваться своему таланту и работать для самого себя, согласуясь только с собственным вкусом и собственными предпочтениями.
Глава 17. Встреча с Соломоном
Долго думал Эвимелех над словами Ницана. Или ему так казалось, что много времени прошло с тех пор, как вымолвили они последнее слово друг другу? Они сидели по-прежнему, спина к спине, как двуликое существо о двух головах: золотоволосая юность и седая старость встретились в застенках пышного царского дворца и погибали от плесени и смрада. Уже кашель поселился в пылкой груди юноши, уже лихорадочная дрожь возвещала старику о том, что теперь никогда не оправится он от внутренних язв, закравшихся в его и без того ослабленное тело из недр студеного камня.
Жестоки были речи Ницана. Но еще более жестоким было понимание, пришедшее к Эвимелеху: даже великая жертва не сделает его свободным. Что будет, если он, Эвимелех, откажется от того, во что верил: в любовь, в верность, в искренность в отношениях между любящими людьми? Что будет, если Ницан откажется от своей правды, от той жизни, которая давала ему возможность почувствовать свою избранность, наполняла каждый день особым значением? А будет вот что – пустота и разрушение. Будет предательство – прежде всего в отношении самого себя, а потом и в отношении тех, кто шел с тобой рука об руку и делил с тобой свои переживания, тайные надежды и сокровенные мечты.