Пожалуй, стоит сказать, что пану Войне-дядюшке изрядно потрепали нервы бесконечные разговоры, споры и даже ругань этой парочки на английском языке. Взять хотя бы тот момент, когда английский друг племянника имел честь представиться хозяину «Войнаўска-клішэнскага маёнтка»[21].
Пан Бенедикт не мог не заметить того, как округлились глаза племянника, едва он услышал из уст своего новоявленного друга «Ричмонд Свод». Чуть позже, перед самым торжественным ужином, англичанин и Якуб столь увлеклись неким спором, в ходе которого в разных эмоциональных красках повторяли: «Ричмонд Свод», что едва сами не опоздали к столу и не заставили это сделать хозяина.
Гости заждались, а ведь пан Война пригласил к себе отужинать своих соседей —достойных и знатных людей. Благо и Петерсонс, и Йонсонс с женой отнеслись к этой задержке весьма снисходительно, списав её на одну из традиционных и безобидных странностей мужчин из рода Войны. Ведь и сам пан Бенедикт с трудом укладывался в рамки поведения местной знати, часто греша не принятой здесь широтой жеста и яркой индивидуальностью. Но что делать, он был богат, и ему многое прощалось.
У Йонсонсов была на выданье дочь. Понятное дело, услышав о том, что пан Бенедикт приглашает их поужинать в компании своего племянника — сына Криштофа Войны, Йонсонсы не могли отказать. Дочь их, к слову сказать, была не просто недурна собой, а являлась редкой красавицей, но, думая, что племянник ещё немного погостит у дяди (пан Бенедикт тоже так думал), они не стали её брать с собой к ужину.
Вечерняя трапеза удалась. Много шутили, разговаривали. Якуб Война очень понравился Йонсонсам, однако ужин ужином, а обедали Якуб и Свод уже в пути. Всё же не стоило пану Бенедикту, дабы усилить эффект от общения с племянником в глазах соседей сообщать тем, что отец Якуба отдаёт ему имение Мельник возле Драгичина[22], где пан Криштоф Война — Писарь Великого Княжества Литовского и королевский подскарбий намерен открыть серьёзное литейное производство.
Будь Якуб менее воспитанным, и люби он немного меньше своего дядюшку, нечаянно выдавшего секрет брата, он уехал бы тот час же, даже не глядя на ночь, а так, он отправился
в путь лишь с восходом солнца. Пан Бенедикт вначале расстроился и злился на самого себя за неуместную болтливость, однако к утру, немного поостыв, он уже даже тихо радовался, глядя на то, как же всё-таки ярко проявлялась кровь рода Войны в Якубе.
Сам дядюшка ехать не мог, но отписал в дорогу своему любимому племяннику отправное письмо, отрядив также в его распоряжение свой трёхконный поезд, неприлично толстую мошну денег и слуг.