Он не допил чай, когда раздался звонок в дверь. Капустин вошел в комнату к задержанному, а Продольный вышел встретить прибывшего. Они остались на кухне, где долго разговаривали. Николай не мог разобрать слов, но новый голос казался до боли знакомым, его сердце забилось в надежде.
В комнату вошли двое: Продольный и… Егорыч, на четверть века младше того, что знал Николай. От неожиданности он улыбнулся во все свои буржуазно белые 32 зуба.
— Прошу любить и жаловать — майор КГБ Яцко Алексей Егорович, он будет вести ваше дело… — начал Продольный и осекся об улыбку Николая. Внимательно посмотрел на Егорыча, взгляд которого стал только мрачнее в лучах ухмыляющейся физиономии задержанного.
— Я бы на вашем месте так не веселился, — сухо обратился к нему Егорыч, — если вы этого до сих пор не поняли, то скоро поймете. Александр Борисович, задержанного проверяли, оружия нет? Не проверяли?! Обыщите и доставьте в мой кабинет.
Гора свалилась с души шпиона-валютчика! Пока его обыскивали, везли на Лубянку и вели по ее длинным коридорам, Николай продумал разговор с Егорычем. Какая удача, что в будущем он дружит с контрразведчиком, который сегодня дежурит!
* * *
После того как Николай остался с молодым Егорычем с глазу на глаз и были завершены формальности, майор начал допрос:
— Еще раз хотелось бы услышать, Николай Иванович, вашу историю: кто вы, откуда, постарайтесь объяснить происхождение принадлежащих вам документов и предметов. Готовы?
— Егорыч! Тебе Продольный пересказал мою, как он считает, легенду?
— Гражданин Регеда! Попрошу вас не переходить границ дозволенного. Если мы общаемся с вами вежливо, это не значит, что не можем говорить по-другому!
— Ладно, ладно. Я просто не хочу зря терять ваше и свое время… Говорил он про будущее, про путешествие во времени?
— Говорил.
— Ну так вот, в этом самом будущем мы с тобой друзья, самые близкие партнеры по бизнесу, я могу тебе это доказать.
— Послушайте, гражданин, предупреждаю вас в последний раз! Если вы не проявите уважения к органам, это будет для вас серьезным отягчающим обстоятельством. И еще для вашего сведения добавлю, раз уж вы решили изображать из себя невменяемого, что принудительное лечение не легче тюремного заключения, напротив, гораздо травматичнее, а режим содержания там в разы строже. Впрочем, настаивать на этой версии — ваше право.
— Ну, хорошо. Я тоже не хотел травмировать, но если настаиваете, я готов. Я расскажу вам две истории из вашей жизни, которые, как вы считали до этого момента, были известны только вам, но когда-нибудь, в далеком будущем, если быть точным, в 2005 году вы расскажете их мне, будучи во хмелю. Может быть, после этого вы отнесетесь к моей «легенде» серьезнее. Готовы выслушать?