Сбитый с толку мгновенной сменой темы, доктор моргнул, но быстро обрёл обычную твёрдость:
— Вы можете уничтожить тараканов, а муравьёв — нет.
— Почему?
— Потому что они действительно разумны. По-своему. Вы никогда не доберётесь до их мозгового центра, он слишком хорошо укрыт. Каждый раз вы отсекаете периферию. А тараканы хаотичны.
Энгеран покинул Криера, озадаченного до крайности, но и сам был подавлен.
«Могут ходить по земле. Наверное, недолго, но могут. Добывают тяжёлую воду и меняют на платину. Как вызволить Лассу из Бордена?.. Уехать в горы… Да, от рек подальше. Реки — их дороги. Куда деваться? Кругом вода…»
Не успел он отойти на пару кварталов, как его поймала по телефону Муха:
— Котёнок, когтистый, ты мне обещал! Мы идём на ярмарку Ракхи Пурнима?
Солнце жарило, словно открытая судовая топка. Энгеран ощущал себя кочегаром допотопного парохода — выжатым как лимон, полуголым, скользким от пота и чёрным от угольной пыли. Только котельной сейчас был весь город, раскалённый обезумевшим светилом и сухой до першения в горле.
Как нарочно, Муха втянула бойфренда в самое скопище народа. На набережных толпились, кричали, торговали, дули в дудки сотни коричневых людей. Их смех казался издевательским, выкрики — оскорблениями, беседы — преступным сговором. Они переглядывались, подмигивали друг другу, ухмылялись и цокали языками — все вишнёвые глаза на ярмарке провожали репортёра и запоминали, чтобы передать своим, куда шагает этот опасный белый сахиб.
Маэнцы увлечённо вились и роились у палаток, вязкой массой ползли вдоль лотков, тянулись к товарам, изъяснялись с продавцами на каком-то исковерканном языке. Часть народа стеклась к низкому лодочному причалу, где важный брахман читал в мегафон заклинания и бросал в реку кокосовые орехи. Рядом поджарые чернявые молодчики в одних дхоти потрясали чучелами гухьяков на шестах. У Энгерана похолодело в груди — да, сомнений нет, вылитые твари из моря. Выпуклый панцирь, хвост, крючья лап, безобразные подобия голов.
— Что он говорит? Ты понимаешь? — Он потряс Муху за плечо.
— Более или менее. — Девушка прикрыла веки, переводя в уме. — Ну, вроде: «Придите, скрытые, принесите нам богатства».
— Кто?
— Гухьяки значит «скрытые».
«Они молятся им прямо у нас на глазах, зовут их сюда. Скрытые. Ну да, под покровом воды… Как они нашли общий язык? Как? Ведь мы абсолютно чуждые — млекопитающие и членистоногие! Всё равно что договориться с фараоновыми муравьями. А может… именно эти и поймут гухьяков. У них много общего. Мы тут, в Европе, позабыли слово «голод», а у индусов и хищников в чёрном аду мозг пульсирует: «Жрать, плодиться. Жрать, плодиться. Жрать, плодиться». Разодрать жвалами рыбину, запихать в желудок, отложить яйцо… Первичный инстинкт. Плюс разум! Опасный коктейль. Если не остановиться, станет тесно, и они хлынут вширь: из Антарктики, из Индии — сюда. И попробуй им объясни, что здесь другие правила. Мы с ними мыслим по-разному, вразрез, наоборот. У нас гламур и «от кутюр», а у них Чингисхан — захват новых территорий полчищами муравьёв…»