Гаран вечный (Нортон) - страница 2

Роды были очень трудными, и женщины опасались за жизнь моей матери. А когда я родился, все они единодушно пожелали, что лучше бы я никогда не появлялся на свет. Когда мать увидела меня, она вскрикнула и потеряла сознание. И еще несколько недель после этого была не в себе.

Я был не таким, как другие дети. На ногах у меня не было пальцев, они скорее напоминали копыта, маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой, как ногти на пальцах. Брови над глазами располагались наклонно, а сами глаза были янтарного цвета, какого никогда не бывает у людей. Поэтому каждому с первого взгляда было понятно, что на меня наложено проклятие, хотя я был крепче и сильнее всех моих несчастных братьев и сестер, родившихся до меня. Но я не заболел и не умер. Напротив, я рос и становился все сильнее и сильнее.

Но моя мать не желала видеть меня. Она заявила, что демоны подменили ее дитя еще во чреве, а когда ей приносили меня, впадала в такое состояние, что все начинали бояться за ее рассудок. Вскоре она объявила, что у нее нет детей, кроме Хлимера и, позднее, моей сестры Лизаны — прекрасной маленькой девочки без малейших отклонений от нормы. И в ней моя мать находила утешение.

Что касается меня, то я не жил в Ульмсдейле. Меня отослали на воспитание одному из лесников. Однако, хотя моя мать и отказалась от меня, отец все же навещал меня изредка, правда не представлял никому из родственников. Он дал мне имя Керован. Это имя носил известный воин нашего рода. Отец следил за тем, чтобы меня обучали владению оружием. Для этого он прислал ко мне Яго, одного из бедных дворян, который долго служил моему отцу, пока падение с горы не лишило его возможности более служить и выполнять свои обязанности.

Яго был настоящим воином. Он был не только мастером боевых искусств, которым можно обучить любого юношу с сильным телом и острыми глазами, но и мастером более тонкого искусства повелевать — искусства полководца. Отслужив отцу, он был вынужден в результате увечья вести совсем иную жизнь. Теперь он заставлял работать сбой мозг, как раньше заставлял работать свое сильное тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на котором он вырезал ножом планы сражений и четким почерком выписывал свои соображения по вопросам ведения войны и осады крепостей.

Яго путешествовал больше, чем любой другой житель нашей долины. Местные жители за всю свою жизнь отходили от места своего рождения не дальше, чем за три — четыре долины. Он же в юности плавал по морям с салкарами, опасными морскими грабителями, и бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойнее, когда я приставал к нему, прося рассказать об Эсткарпе поподробнее. Все, что он мне рассказал, это то, что заклинания и колдовство там также обычны, как у нас колосья на полях, что все женщины там колдуньи и держатся отдельно от мужчин, и что каждый должен ходить там осторожно, с оглядкой, и держать язык за зубами.