— Казаков из Каратуза и Бузуновской станицы выселяем с правобережья Енисея на левую сторону, ибо за малым их там не изничтожили вконец. На Бийской линии вообще вопрос ребром стоит — либо казаки, либо крестьяне. Мы сейчас верх взяли, не дали резне хода. Да и наши станичники на Лене и Илиме жалкое существование влачат — земли там у них практически нет, а у крестьян отобрать нельзя.
— Так их сюда, ваше высокопревосходительство, ты решил переселить в ближайшие полгода!
— А здесь где землю брать прикажешь? Ты с атаманского места судишь, а я с поста военного министра. Тебе своих только жалко, а мне всех. С кого армию комплектовать, если интересы казаков в ущерб селянам поставить? Потому-то пешие станичники на пятнадцати десятинах сядут, у них, как у бывших крестьян, столько есть. Если меньше, то землицу перераспределим, чтоб норму добрать. Вот так-то! На лошадь тратиться не нужно, и содержания она на льготе не требует. Да и в законе говорится токмо о конных казаках. Ну что скажешь, атаман?
— Надо же! Так ты, Константин Иванович, тогда это все удумал, еще в январе?! А я не сообразил…
— Так ты и яковлевскую удавку не заметил, чуть закон не приняли.
— Обмишулился, — признался Оглоблин и надолго задумался. Арчегов спокойно прихлебнул чая из стакана, с улыбкой смотря на атамана, которого явно мучила какая-то мысль.
— Выходит, Константин Иванович, что закон этот, особенно в той части поверстывания крестьян…
— Обман сплошной, — усмехнулся военный министр. — Морковку сладкую перед мордой осла вешают, так он тянется за ней и повозку тянет. Здесь то же самое, как ни цинично признаться. Давай откровенно — даже сами казаки, что полный пай имеют, едва половину земли используют. А другую половину пая тем же крестьянам в аренду сдают, чем сильное недовольство соседей вызывают. Вот эту самую землицу переселяемым казакам и отведут, а дополнительно леса отрежут. И не крути носом — у спасских казаков Иркутска ни одной десятины пашни нет, или тайгу рубят на дрова, или сено косят. И ничего, живут, не бедствуют. Прикажешь у крестьян пахотные земли отнять и им отвести?! Так сгинет землица, они ее пахать-то не будут. Или не прав я?! Что ж ты молчишь?
Оглоблин только закряхтел, покрутив головою — сказанное военным министром было чистой правдой. Городовые казаки, что из Иркутска или Нижнеудинска с Киренском, землю почти не пахали, предпочитая жить отхожими промыслами.
— То-то и оно. Ты, по своей казачьей сущности, стараешься все под себя подгрести, пусть не зная, как этим воспользоваться, и в ущерб другим. Так что тайгу, болотину и камни, то есть неудобную землю, казаки получат с лихвою. Это государству ничего не стоит, бумаги только переписать да фонд казенный на войсковой переделать. Кто на коне выходит, тем 30 десятин отведешь, другим вдвое меньше. Крестьяне твои, что в одночасье казаками стали, поворчат, конечно, но вскоре смирятся. Налоги с них уберут, надел хоть таким образом увеличат, пусть и формально, а снаряжение на службу пластуном в пять раз меньше, чем у конного. Вполне по карману. Так что не побегут новые станичники из войска, не волнуйся. А лет за двадцать вполне нормальными казаками станут.