Вот только красноармейская форма на них сидела мешком, штыки не просто дрожали, а кое у кого вообще ходуном ходили. Да и переминались с ноги на ногу, навострив уши и с жадностью прислушиваясь к разговорам сибиряков. Впрочем, были и совсем другие солдаты, хлебнувшие военного лиха. В ладно сидящем обмундировании, подтянутые, с хорошей выправкой. Немного имелось, с десятую часть всего, но именно на таких вояках любое подразделение держится, и дай только достаточно времени, как новобранцев будет не узнать — всех приведут, как говорится, к единому знаменателю. А это плохо для белых, очень плохо, ибо ясно, что резервы, причем немалые и подготовленные, у большевиков будут…
— Константин Иванович, сыграйте! — Голос Пепеляева вывел военного министра из размышлений. Тот протягивал ему гитару и умоляющим голосом попросил еще раз:
— Что-нибудь лирическое. У вас очень необычные песни, хочется и хочется слушать. А то поезд скоро тронется, не до музицирования будет, а уж в Москве…
Министр внутренних дел не договорил, огорченно взмахнув рукою. За время дороги он пристрастился к песням неведомой ему эпохи, хорошо «подсел», как наркоман.
— Поиграть? Лирическое? — с задумчивым видом произнес Арчегов и тряхнул головой, улыбнувшись. Действительно, а почему бы ему не спеть сейчас. Благо окна вагона опущены. Песня ведь тоже оружие и прекрасное средство агитации.
Он быстро извлек из памяти одну песню, знакомую по афганской коллекции записей, и решил исполнить именно ее как наиболее подходящую. И, взяв гитару в руки, чуть тронул вначале струны, затем заиграл, запев чуть хриплым и негромким голосом:
И не долго ли, и не коротко,
Там, за Волгой, степь, солончаки,
Бугры и бугорки,
Граненые штыки и ржавые клинки.
Там бурьян на крови разрастается, буйный цвет,
Не найти аромат чабреца,
Черный ворон клюет выраженье лица,
И не страшно ему на груди у бойца.
Пепеляев чуть не разинул рот от удивления, недоуменно посмотрел на военного министра — он никак не ожидал услышать от него такой песни, на лирику абсолютно не похожую. А голос генерала значительно окреп, песня зазвучала громче:
С громким криком «Ура!» да за правду с обеих сторон,
Каждый прав и не прав, но у каждого правда своя.
Командир хриплым матом не зря торопил эскадрон,
И лавина рысила, не в силах уже устоять.
Смерть металась, щетинилась сотней штыков,
Жизнь немного отстала в погоне за ней,
Есаул хриплым матом не зря веселил казаков,
И нагайки со свистом ложились на крупы коней.
Там бурьян на крови разрастается, буйный цвет,
Не найти аромат чабреца,
Черный ворон клюет выраженье лица,