— Ты можешь забыть солнцезащитный крем, получить рак кожи и умереть, — говорит Эмили, которая, судя по всему, обеспокоена этим сильнее, чем мне казалось. — Или, что еще хуже, будешь так мучиться, что мне придется бросить колледж и ухаживать за тобой.
— Нет, я буду ухаживать за мамой, — мужественно возражает Адам.
— Я дочь. Это моя обязанность.
— Ты даже не сумела досмотреть до конца «Слова нежности», — фыркает Адам. — Убежала, как только Ширли Маклейн начала просить, чтобы ей дали морфия.
— И вовсе нет. Я просто пошла в ванную!
Момент, о котором грезит любая мать: дети ссорятся, кому сидеть возле моей постели и давать мне таблетки.
Впрочем, от всего этого у меня начинает болеть голова. Я осторожно кладу обе трубки на стол, мембранами друг к другу, и отхожу. Пусть пообщаются. А мне нужно собирать чемодан.
Выясняется, что я взяла с собой слишком много вещей.
— Вам придется сдать чемодан в багаж. Он слишком большой, чтобы можно было положить его в верхний отсек, — говорит стюардесса, когда я собираюсь сесть на самолет в аэропорту Кеннеди. Сегодня среда, канун праздников, и, как полагается, терминал битком забит.
— Но это ручная кладь, — объясняю я, указывая ей на кожаный ярлычок. — Посмотрите. Здесь так и написано: ручная кладь.
— Да, если он пустой. А он у вас перегружен. — Она тычет пальцем в выпяченный бок чемодана. — Дайте-ка я угадаю. Шесть пар туфель на три дня?
— Пять, — возмущенно говорю я. — Хотя, если честно, я почти не носила те розовые, с тех пор как купила бежевые. Кстати, что бы вы надели с белым платьем от Марка Джекобса?
— Точно не бежевые, — отзывается та, морща нос.
— Вот именно. Бежевые мне нужны для того, чтобы носить их с юбкой цвета хаки.
— Понимаю.
Люди, выстроившиеся в очередь за мной, начинают беспокоиться. Впрочем, наша непринужденная беседа продолжается.
— Вы не возражаете, если я загляну в вашу сумку? — спрашивает стюардесса.
— Еще одна проверка из соображений безопасности?
— Нет. Мне очень хочется увидеть новое платье от Марка Джекобса. Кажется, именно его Линдси Доэн надела на премьеру.
Я взгромождаю чемодан на стол и начинаю его открывать.
— Простите, мисс, — говорит мужчина сзади, — если это поможет ускорить процесс, то я могу показать вам нижнее белье от Кельвина Кляйна.
Стюардесса с сомнением смотрит на него — у него нет даже саквояжа.
— Пройдите на борт, — говорит она, обращаясь ко мне. — Забирайте свою ручную кладь.
— Спасибо, — с облегчением вздыхаю я. — Можете взглянуть на платье когда вздумается. Можете даже забрать его себе.
Через три часа, пробираясь через толпу в аэропорту Сан-Хуан, чтобы пересесть на следующий рейс, я начинаю сожалеть о том, что не сдала свой неподъемный чемодан в багаж. Или, на худой конец, что стюардесса не забрала себе платье и пару-другую туфель, облегчив тем самым мою поклажу. Я добираюсь до трапа запыхавшаяся и потная, за три минуты до вылета. Разумеется, в этот самый момент объявляют, что самолет на два часа опаздывает.