Мо еще в аэропорту честно призналась, что не помнит дорогу к дому Ричардсонов. Она была там в последний день моей свадьбы. Поэтому Эдуард и я предложили заехать за ней вечером.
Мы выбрали для поездки неброский «Мерседес». Эдуард сел за руль и, когда я захлопнула дверцу возле пассажирского сиденья, машина рванула с места на предельной скорости в сторону парома. Это было ужасно медленно, мне хотелось как можно скорее доехать и крепко обнять Мо. Дочь-вампир должна будет постараться не убить в процессе свою теплокровную человеческую маму. И я заранее видела, как это будет, казалось, что могла даже это прочувствовать: нечеловечески сильные мышцы напрягутся против моей воли, затрепещут ноздри, расширятся зрачки, а рот наполниться ядовитой слюной. Инстинкты прикажут напасть, и только разум и сердце прикажут: «Стоп!». И я буду весь вечер держать под контролем свои инстинкты убийцы, а потом меня будет мучить совесть. Я непроизвольно вздохнула. Эдуард, прекрасно зная все выражения моего лица, сказал, глядя в практически непроглядную стену тумана за лобовым стеклом:
– Ты сможешь. Если бы я в это не верил, то мы бы сейчас мчались в противоположном направлении.
Я сокрушенно покачала головой и сказала:
– Я не об этом беспокоюсь.
Эдуард вопросительно поднял бровь. Я отвернулась от него, гладя на мелькавшие мимо нас огни, и замолчала. Через минуту я наконец-то сказала:
– Это так грустно – обманывать ее, обнимать, боясь раздавить или испугать ледяным прикосновением. Задерживать дыхание, врать про Ханну. Это ее единственная внучка – и она об этом никогда не узнает…
Я увидела, как напряглись плечи Эдуарда. О, нет! Он сейчас опять винит себя за то, что по его вине я лишилась человеческой жизни. Я сразу же пожалела о том, что сказала ему это.
Поэтому я потянулась к нему и с нежностью в голосе сказала:
– Прости меня, я не хотела расстраивать тебя. Просто пытаюсь быть честной с тобой. И я понимаю, что такова цена того, что я до сих пор существую. И так счастлива с тобой.
Эдуард улыбнулся мне вымученной улыбкой и сказал:
– Надеюсь, что когда-нибудь в это окончательно поверю…
Возле дома отца было малолюдно. Вечерний фонарь освещал площадку перед домом.
Я слышала, как работал телевизор и фен в душе, когда до дома оставалось полмили, а еще… как бряцают друг об друга крупные бусины любимого ожерелья Мо, когда она торопливо ходила по комнате. Начал моросить привычный для этих мест дождь.
Эдуард мягко притормозил около крыльца, и я открыла окно, чтобы почувствовать запахи. Пахло мохом, землей, сосной и еще сотней разных запахов – асфальтом, бензином, чистыми простынями и… дыней. И еще пахло удивительно уютно – Мо. Она надушилась своими любимыми духами, количество которых могло сбить с толку только людей. Но мое обоняние вампира это с толку не собьет. И жжение в горле не вызывало чувства вины – это была посильная плата, чтобы быть рядом с ней.