Однако подлинная причина сумрачного настроения Вольшайна или того, что она сочла причиной, открылась Терезе спустя несколько дней, когда Тильда небрежным тоном огорошила ее сообщением, что обручилась с господином Веркаде. Они поженятся поздней осенью, будущим местом жительства молодоженов намечен Амстердам, куда господин Веркаде, кстати, уже укатил вчера на довольно долгое время. Пока Тильда все это рассказывала, Тереза слушала ее с застывшей улыбкой; эту улыбку вполне можно было счесть и за молчаливое поздравление, которое Тереза была не в силах выразить словами.
Она не понимала Вольшайна, согласившегося на этот брак, называла его про себя слабым или бесчувственным человеком и даже приписывала ему подлые мотивы, — например, его фирма находится в стесненных финансовых обстоятельствах и потому Вольшайн свел их: обручение нужно было ему, дабы спасти себя и свою фабрику. Не могла она поверить, будто Тильда, еще почти ребенок, действительно полюбила этого человека лет на двадцать, если не все двадцать пять, старше нее, не слишком привлекательного внешне и не особенно интересного внутренне. Тереза была склонна считать чистое юное существо невинной жертвой, не совсем понимающей, какая судьба ее ждет. У нее даже мелькнула мысль самой поговорить по душам с господином Вольшайном. Но она сразу же поняла смехотворность и даже невыполнимость такого замысла, в особенности потому, что Тереза и сама прекрасно знала: Тильда — отнюдь не тот человек, которого можно склонить или тем более принудить к тому, к чему у нее самой душа не лежала.
Мысль о скорой разлуке занимала Терезу до такой степени, что она почти не обращала внимания на мелкие и крупные повседневные заботы. Потеряв несколько учениц, она была вынуждена вести еще более скромный образ жизни, чем раньше. И почти не ощущала неприятности и скудости своего быта. Но даже то обстоятельство, что как-то вечером неожиданно вновь явился Франц с маленьким чемоданчиком и молча сел за стол поесть, а потом улегся на диван, как бы имея на это само собой разумеющееся право, означало для нее лишь еще одну неприятность, не хуже прочих. Поначалу выходило, что он ей не очень-то и мешал: большей частью лежал до полудня на диване, потом исчезал, перехватив кое-что из еды, чтобы вернуться лишь поздно вечером, а чаще ночью или лишь под утро, поэтому никогда не встречался с ее ученицами, что для нее всегда было нежелательно.
Иногда за Францем, который вел себя тише и вежливее, чем раньше, заходили его приятели. Один — тощий и долговязый, но очень красивый юноша, больше похожий на студента из небогатой буржуазной семьи. Во втором она сразу узнала того отвратительного парня, которого Франц недавно присылал к ней с запиской. Казалось, он специально старался выглядеть подозрительно, чтобы его взял на заметку первый же полицейский: легкие брючки в крупную клетку, короткий коричневый пиджачок, серая шапчонка, в мочке левого уха серьга, хриплый голос, хитрый взгляд искоса. Тереза стыдилась и даже побаивалась, как бы кто-нибудь из соседей по лестничной клетке не увидел его выходящим из ее квартиры, и не смогла удержаться от замечания на этот счет, высказанного Францу. В ответ тот вдруг встал перед ней в агрессивную позу и в самых грубых выражениях потребовал, чтобы она не смела оскорблять его друзей. «Он родом из лучшего дома, чем я! — крикнул Франц. — У него, по крайней мере, есть отец». Тереза пожала плечами и вышла из комнаты. И этот эпизод тоже почти не задел ее душу, омраченную более важными событиями.