Готовясь к экзаменам будущий пилот не только читал учебники, стараясь понять написанное. Так делает большинство. Здесь этого недоставало. Нет, он учил напамять, зазубривая строчку за строчкой, страницу за страницей, вбивая, врубая новые знания в мозги как строки в гранитую плиту своего будущего памятника. Понимал, что должен стать не просто первым, не просто лучшим, но на голову лучше самого первого, самого лучшего из всех остальных.
Горец поступил в училище, стал курсантом. Учеба давалась тяжелым, изматывающим трудом, но только трудом. Ни разу не согнул шею, не подставил под холуйский хомут. Держался ровно в обращении с курсантами, не лебезил перед начальством. Не был розовощеким, прилизанным идеалом, примерным паймальчиком из прирученных нацменов, тех, что ласкали самозабвенным холуйством взгляд политруководителей всех рангов.
Там, где дело не касалось службы или учебы, будущий генерал вел себя как все - бегал в самоволки, лихо, безжалостно бился в городском парке с курсантами других училищ за право сводить с ума студенток местного медучилища. Закончив учебу получил желанное назначение в авиацию дальнего действия.
Лейтенант хотел стать пилотом мощной машины, покрывающей с немыслимой скоростью на огромной высоте необъятные пространства. Машины, послушной его тонким, изящным рукам. Стал сначала вторым пилотом, а затем, летая и учась, учась и летая, проводя каждую свободную минуту на тренажерах и в библиотеке первым пилотом, командиром экипажа. Пересев в камандирское кресло, не остановился передохнуть, пожать плоды так тяжело доставшейся победы. Взойдя на одну вершину и осмотревшись, увидал новые, еще более заманчивые и блистательные, еще более недоступные, а значит и сильнее манящие вершины Власти. Сначала власти, даваемой командирам...
Как командир он был суров и требователен к другим, но прежде всего оставался по прежнему требователен к себе. Ему, вообщем-то, было наплевать с присвистом, что думают подчиненные члены экипажа, да и думают ли они вобще о чем-то, не связанном со службой и посему бесполезном при покорении очередной лично его, командирской, высоты.
Самые разные люди приходили, выполняли определенные функции, и изчезали из его жизни, не задерживаясь, не становясь друзями, не оставляя следа в сердце. Полковник не мог позволить себе иметь друзей равно как и врагов. Ради неба и полетов, забыв веру отцов, стал сначала комсомольцем, а затем коммунистом. Являлся ли он истовым и верным членом партии? Наверняка - нет, но как во всем и всегда был старательным и исполнительным коммунистом, безукоризненно выполнявшим все внешние ритуалы партийной жизни. Также, как юношей выполнял непонятные ему ритуалы религии предков.