Впервые опубликовано Т. А. Кузминской в ее книге «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне», II, стр. 147. Приписка к письму С. А. Толстой от 20 февраля 1864 г., в котором она сообщала о предполагавшейся поездке С. Н. Толстого за границу. Толстой написал между строк:
А за границу и в Москву он совсем было уже собрался ехать.
1864 г. Февраля 24. Я. П.
24 февраля.
Посылаю тебе 1000 р. От В[алерьяна] П[етровича]. Получены остальные за 1863 год 1225. Оброк собирается. Так что всех твоих денег будет у меня еще около 1000, из коих я возьму 500 р., которые остались за тобой, и твоих останется всего около 500 р. В продолжение лета ты можешь получить еще около 1000 с оброка и мельницы, так что всего 1500 на 7 месяцев до нового платежа В[алерьяна] П[етровича]. Это очень мало. Я постараюсь иметь наготове деньги, в случае твоей нужды, но вообще денежное твое положение, как и всех, нехорошо нынешний год. Прошение я получил и с этой же почтою пишу В[алерьяну] П[етровичу].>1 Я пишу ему о детях и о платеже на содержание их, хотя той же суммы, которую он платил прежде. Кроме того, прошу его, чтобы он дал какое-нибудь обеспечение в том, что он деньги эти будет выплачивать на будущее время. Я ему и льщу немного и затрогиваю его самолюбие и надеюсь на успех. Я еще раз прошу его о свидании, на к[оторое] он был прежде несогласен. Лично всё это можно бы было обделать гораздо лучше. —
Письма твои оба последние, к тетиньке и Сереже, мне очень, очень понравились,>2 т. е., разумеется, не литература, а то состояние твоей души, которое я понимаю из них. Дай бог тебе самого лучшего счастия, которое дается не внешними условиями, а внутренними условиями состояния души: любви, строгости к себе и честности в отношениях жизни. Не знаю, как и что, но письма эти меня тронули еще глубже, чем твои первые письма. — Сережа было и собирался и собрался совсем к тебе, но тут вышло, что он чуть не разъехался с нами — мы были в Москве — и он опять засел. Положение его очень нехорошо — нравственно. Я тебе писал о его секрете (пожалуйста, не упоминай о нем в своих письмах). Он любит Машу, чувствует свою обязанность к ней и детям и любит и любим там. И без этого он был склонен к ипохондрии (воображал, что у него гнилой насморк и т. п. вздор), а теперь это стало еще хуже. Когда он приезжает к нам, я боюсь даже раздражить его. При этом он честен и умен, как редко бывают люди, и вел себя и ведет во всем этом деле прекрасно. Я подбиваю его всеми силами ехать к тебе, но едва ли успею. — У нас с Соней идет житье — уж по-старому. — Она довольна своей жизнью, а я еще больше. Сережа младший выправляется, получил два зуба, но для отца еще ничего не дает. Я пишу длинный роман из 1812 года,