А я стал вспоминать всю бредятину, существующую только в лживом языке взрослых для детей, которым потчевали нас всех с самого детства — от бук и бяк, которой приходят к тем деткам, которые не хотят спать, до всех ответов в сердцах на детские «почему».
Вспоминая самые ранние детские сны, можно добраться до времени, когда в восприятии реальности и снов не было существенной разницы: и то, и другое было пузырями времени и света событий и действий, имеющими внутреннюю логику и ясность равной чудесности и свежести.
Кстати, и то и другое неотъемлемо от ощущения особой телесной легкости, которая теряется по мере взросления и обобществления нашей энергии. Водораздел между сном и явью в детстве чаще всего самостоятельно осознается в связи с возможностью летать, хотя ощущение, что летать можно и наяву, долго не выветривается по мере взросления, но выветривается. Неистинные описания мира часто захватывают, сковывают определенные места нашего тела, создавая почву для утраты текучести и гибкости. Описание мира отделяет нас от энергетического тела (от нашей цельности), поскольку, будучи продуктом и знанием целиком общественным, пытается распространиться и на бытийную сторону мира, относительно которой оно по определению неистинно. Тем самым для нашего свободного восприятия создается барьер-экран, на который проецируется описание мира, но через который не происходит непосредственное восприятие.
Ещё более полные формы бреда и абсурда закладываются в восприятии в период активной социализации. Это опять таки происходит в силу несоответствия реальности и её дел речевым рядам, сопровождающим в подростковом и юношеском возрасте обобществление сознания.
«В училище с первого же дня жизни в общежитии воспитатели нас стали будить в 6 утра ударами ноги в дверь. Если дверь не открывалась, её часто высаживали. Они орали, что мы сволочи и тунеядцы и что нас исключат. Почти каждый день также проводились линейки, на которых замдиректора или декан по полчаса и более исходили криком в том же смысле. Они вели себя с нами как с преступниками, хотя мы не успели ещё сделать ничего ни плохого, ни хорошего…»
Такого рода обобществление, в котором основным инструментом является речь и агрессивная периодичность наездов по поводу не существующих в конкретное время в реальности действий, порождает очень глубокое, тонкое и иррациональное восприятие реальности как полной бессмысленности и бреда. Это ощущение, меняясь, просачивается и в сны, обретая форму алогизмов, бессмысленности, беспомощности, обреченности на уровне образов, видений и их взаимосвязей.