— Отвали, — лениво отозвался Зелёный, — зависть — тяжкий грех!
— Да мне-то чего грехов бояться? — махнул рукой Грызун, — Я уж чего только не повидал. Это тебе, молодому, о грехе рукоблудия надлежит помнить, — язвительно добавил он.
— Да иди ты, — невольно покраснел Зелёный, — чего говоришь-то?
— Послушайте, сержант, — подал голос Цыган, — а может не стоит нашего влюблённого охотника одного на площадку отправлять? А то начнёт он там о своей подружке вспоминать… Так и до греха, Грызуном озвученного, недалеко. Воспоминания, должно быть, ещё свеженькие…
— Ничего, — ухмыльнулся я, — бодрее службу нести будет.
— Да чего вы привязались!? — не своим голосом взвыл Зелёный, — у меня и мыслей таких не было!
— Ты собрался? — ехидно прервал его Хорёк, — ну давай, давай, дуй на площадку. Там и определишься, есть у тебя такие мысли, или — нет.
В сердцах сплюнув, Зелёный под дружный хохот всего отряда выскочил наружу, с силой хлопнув дверью.
— Цыган, спой чего-нибудь, — попросил Степняк.
Сняв со стены гитару, Цыган легко тронул струны, проверяя настройку, глянул по сторонам, как бы проверяя, слушают ли его и запел. Сначала негромко, потом всё сильнее и сильнее. Вначале это были просто цыганские напевы с различными изменениями тональностей и тембра, а потом, видимо — распевшись, Цыган запел одну из своих песен. Песня была для нас новая и, хоть и не отличалась высокой художественностью текста, слушали мы её с интересом.
— Ай, да вьюга веет в чистом поле,
Ветер свищет между гор…
Ой, да погулял, да на просторе
Конокрад — цыганский вор!
А я сегодня не гуляю
Не пляшу, не пью вино.
Не поверите, ромалы!
На мне солдатское сукно…
Цыган служит,
ой, на границе
Средь высоких диких скал.
Ой, как много я, ромалы,
Здесь за год службы повидал!
Наш десятник, больно строгий,
День продыху не давал!
Иль горцы буйные наскочат,
Да опять — за перевал…
А мне бы девку — губки-ягодки,
Жбан вина, добра коня…
Ой, да умчуся я на волюшку,
Ввек не отыщете меня!
Воля, воля, воля-вольная!
Ай, ты — душа цыганская!
Поле, поле ты раздольное,
Ой, забери скорей меня…
Закончив петь, Цыган ещё продолжал какое-то время наигрывать мелодию, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь.
— Да, Цыган, — сказал я, — не для тебя служба воинская…
— Верно говоришь, сержант, — белозубо улыбнувшись, ответил он, — уж больно строго и дисциплина жёсткая. Но с вами, сержант, служить интересно.
— Это чем же?
— Скучать не даёте! Что ни день, то новая придумка. Вон, и за хребет с вами сбегали. Человека из плена освободили, да заодно и золотишком разжились. А от того и на душе приятно, и кошелю — радость!