Но об этом разговоре я узнал значительно позже. А в тот момент, удаляясь от них, крепко держался за рукоять меча, готовясь к отражению так и назревавшего нападения…
«Я сержанта ещё при первой встрече понял. Ему тоже не в радость на эту границу было ехать. Особенно с таким сбродом, что у нас в отряде подобрался. Да только ему, как и нам, деваться было некуда. Получил приказ — выполняй. И пришлось ему из того, что имелось (из нас, то есть) делать хоть какое-то подобие войска королевского. Вот потому, когда он меня Циркачом обозвал, я и не возражал. Хотя и мне тоже не понравилось, что меня, как бродягу какого-то, кличкой обзывать будут. Не понравилось, но — смолчал. Решил подождать, да посмотреть, что дальше будет. И чем дальше я рядом с ним находился, тем всё большее уважение он во мне вызывал. И как воин, и как командир, да и просто, как человек.
А уж когда он этот фокус с добыванием „лечебных листьев“ проделал… И всё только для того, чтоб мы с Дворянчиком грызню свою раз и навсегда прекратили… Вот тут-то я и понял, что за такого командира и жизнь отдать не жалко! Красиво звучит? Может быть… Да только солдат превыше любого другого ценит того командира, который свою искреннюю заботу о нём проявляет. А сержант наш, хоть и суров, и жесток порой бывает, а всё же — человек! А для солдата это важно. Потому и побратимами мы с Дворянчиком стали, что сумел десятник наш нам на жизненном примере показать, что мы должны друг за дружку крепко держаться. И что важнее этого ничего быть не может».
В лагере не остались не замеченными перемотанные кусками холста руки двух вечных спорщиков. Первым по этому поводу решил высказаться Грызун. Ехидно ухмыляясь и растягивая слова, он обратился к Дворянчику:
— Слышь, бла-ародный, чёй-то у тя с рукой? Никак, натёр? Тяжко без баб-то, а? — и, довольный шуткой, заржал, уперев руки в боки и оглядываясь по сторонам.
— Отвали, — искоса взглянув на шутника и не вставая со скамьи, процедил Дворянчик.
— Да нет, Грызун, ты не прав, — усмехнувшись, вступил в разговор Цыган, — погляди повнимательнее. У них ведь у обоих руки замотаны. И приехали они какие-то уж слишком мирные. Я бы даже сказал — одухотворённые. Вот я и думаю: чем это таким они с сержантом занимались, что их морды сейчас скорее масляные рожи святых отцов напоминают, чем лица достойных воинов Его королевского величества?
— К чему ты клонишь? — насторожился Циркач.
— О, видал? — улыбаясь, поднял палец Цыган, — Теперь и этот голос подал… А к чему тут клонить? На вас со стороны глянуть, так промеж вас прям как будто любовь образовалась… Вот я и думаю: не заставил ли вас сержант через «не могу» друг друга полюбить? А вам и понравилось…