Он не испытывал ни жалости, ни угрызений совести. Вмазать ей в затылок, чтобы выходное отверстие пришлось на лицо, пусть потом так и найдут, поднимут голову с забрызганной мозгами панели, пусть такой ее и увидит муженек… Око за око. У их «пятерки» форсированный движок, способный потягаться с новым «мерседесом», чужие номера — искать будут до скончания века, сваливая на очередные разборки… А Прохора он достанет дней через пару, когда тот успеет кое-что понять…
Дорога раздваивается, пробки уже нет. Мертвая сворачивает направо — она уже мертвая, хоть о том и не подозревает. Бедная, невезучая фигурка на доске… На пути к роскошным пригородным дачам машин немного, легко будет догнать и притереться вплотную. Фольку на такой скорости достаточно будет одной пули в переднюю покрышку, а все остальное займет секунд несколько…
Мазур стал опускать стекло со своей стороны. Бросив на него быстрый взгляд, Голем понял и прибавил газу. Город кончился, по сторонам дороги только сосны, подъем продолжается, а на спуске их и можно брать тепленькими…
— Отбой, — сказал вдруг Мазур. — Уходим.
Голем, не посмотрев на него, сбросил скорость и развернулся, машина пошла к городу. Старший лейтенант так и не задал ни единого вопроса — молодое поколение, прагматизм в квадрате…
Вот именно, прагматизм. Мазур только сейчас сообразил, что играл вслепую. Судил противника по себе. Хорошо еще, сообразил в последнюю секунду.
Где гарантии, что пуля в затылок этой холеной кошке вызовет у Прохора душевную боль? Никакой гарантии…
…Без семи два Мазур услышал голос Голема:
— Готово со сканером.
— Выводы? — спросил он в крохотный микрофон, нависавший над губами на выгнутой консольке.
— Примитив. Электронного забора по периметру нет. Датчики на окнах, телекамера у входа. И трое лбов внутри — не проблема. Ответ?
— Сходимся, — сказал Мазур.
И бесшумно переместился меж деревьев метров на двадцать правее. Сбоку вынырнула столь же бесшумная фигура, в таком же черном комбинезоне, чуточку мешковатом, чтобы не привлечь постороннего взгляда четкими очертаниями, кое-где усеянном черными лентами-лохмашками, в капюшоне, покрытом теми же маскировочными нашивками. Словом, два черных куста скользили друг другу навстречу, готовые замереть при каждом шорохе. Сойдясь, одновременно подняли руки к головам, отключая крохотные рации, поправили черные сумки на поясах.
Все было словно за пределами Отечества — никаких документов, никакого штатного оружия, которое иной пытливый ум может быстренько идентифицировать с вооружением определенной армии, ни единой лишней мелочи в карманах — потому что и карманов нет, снаряжение без маркировки. Руки под перчатками слегка саднило — Мазур оставил лишь один слой бинтов на свежесодранной коже, теперь это давало о себе знать.