– Что вы здесь делаете?
Лишь секунду спустя я понял всю глупость вопроса, но Ковырзин, как ни странно, ответил:
– У меня в силу биографии и заслуг перед Отечеством была возможность выбора жилья. Из трех вариантов я выбрал этот.
– Поближе к Сопке?
Старик кивнул и сделал еще один глоток.
– Испытываете муки совести?
– Нет. С чего бы? Я пытался выжить. Будете меня судить? Бросьте, вас там не было, вы даже на секунду не можете представить себе…
– Я знаю, что не могу. Но я изучал этот вопрос.
– Изучали? – Старик с усмешкой качнул головой. – Вот уж кого не ожидал здесь увидеть через столько лет, так это историка-любителя. Ветераны органов – были, врачи заглядывали, даже фальшивые наследнички пытались нарисоваться, но чтобы общественник… И чего вы хотите? Чтобы я рассказал, как мы расстреливали, душили, грабили и насиловали? И что я чувствовал при этом?
Я молчал, ожидая от старика эмоционального срыва. Похоже, Эпоха слишком долго молчала. Не с врачами же вспоминать бурную молодость и не с телохранителями, которые регулярно вывозили ветерана на его каталке на свежий воздух побздеть.
– Нет, спасибо, – сказал я. Мне надоело стоять, и я без приглашения присел на край кровати. – Таких душераздирающих историй я и без вас знаю немало. Мне интересно другое.
– Ну?
– Мне повторить вопрос? Зачем вы здесь?
– Вот же упорный. Думаешь, я знаю? – Да.
Старик допил коньяк и поставил бокал на тумбочку. Пришла очередь сигары.
– Ошибаешься, сынок. Когда мне показали список адресов, по которым я в один прекрасный день должен буду окочуриться, то у меня лоб покрылся испариной. Получить социальное жилье в этом районе невозможно, здесь строят хорошо и дорого, а вот на северо-востоке строят быстро и дешево, и стариков с бюджетниками обычно ссылают туда. Но в моем списке оказалась Тополиная… кхм… с окнами на Черную Сопку. Разве я мог отказаться? Парень, от судьбы не уходят.
Старик замолчал, вынул из кармана длиннополого коричневого халата зажигалку. Долго раскуривал сигару. Вскоре комнату наполнил ее аромат. Старик окутал себя клубами дыма, повернулся на коляске к окну, раздвинул шторы.
– Там по ночам что-то происходит. Свет какой-то странный мерцает, то ли бомжи костры разводят, может, бухает или курит кто в темноте, кому не страшно. Я в мистические штуки не верю, и всякие басни меня не трогают. И ты можешь меня проклинать, если тебе так будет удобно, но и мук совести я не испытываю. Уже не могу их испытывать, уже все отдал, что мог, и срать я хотел на ваши общественные делишки. Знаешь, кто-то сказал, сейчас уже не помню, в журнале прочитал… у нас так устроено, что либо герои, либо предатели, либо наградить, либо расстрелять, и третьего не дано. Очень точно сказано, парень, и на собственной шкуре испытано и много раз перепроверено. Так что нарисуйте меня, как вам нравится, и пойдите к дьяволу. Дайте спокойно помереть.