— Не сметь! — раздельно произнёс он.
При этих словах они резко повернулись на голос. На их лицах было написано величайшее изумление. Царь! Казаки, кладя поклоны, отступили. Откуда взялась прыть — Кэт не зная что и подумать, но, не удержавшись от благодарности и красноречивого взгляда на спасителя, припустила от беды подалее. Скорее к себе, а там упасть на койку, забыться мёртвым сном!
Гетман сидел за беседой, с готовностью поддакивал, затаив едкую иронию. Небрежно развалясь, то пригубливая чарку с рейнским, то поигрывая огромным перстнем на пальце, косился на разгоревшийся возле юнца инцидент. Сам царь встрял! Он поперхнулся от неожиданности, но влезать не посмел. Сидел и толковал с соседями про то, про сё, как бы не причастный к шалостям своих подлеглых. На самом же деле: разъярённый Мазепа, привыкший добиваться цели, рвал и метал. Но перечить Петру не посмел. Зато решил получить желаемое хитростью. Для начала на следующий день пришёл с повинной и просьбой — подарить юнца или продать. Самым большим желанием Петра сейчас было повернуть оглобли гостей восвояси. Но сдержался. Толку-то от пылу. Царь поводил разговор туда — сюда и понял — нужен пацанёнок, про ряженую женщину им невдомёк. Пётр может и не пылил бы так и уступил, если б то не была Кэт. Состоялся жёсткий разговор. Царь ухватил гостя за ворот, встряхнул с бешеной силой и жестом сильной руки поставил крест на затеи гетмана — отказал, причём сурово предупредил о последствиях, вздумай тот самовольничать. «Я тебе лапы укорочу, зело вольный стал», — процедил он ему сквозь зубы. Метнулся сторожкий взгляд лисьих глаз, лысина побагровела, но мгновение — и под польскими усами гетмана заиграла покорная улыбка. Мол, слушаюсь и повинуюсь. Пётр заметно помягчел и посчитал инцидент исчерпанным. То, что произошло на следующий день — это была попытка выкрасть Николая, взбесило царя. Как посмели? К тому же, ему объяснили, наконец, зачем Мазепе нужен желторотый юнец. Надеялись, что царь отдаст мальца и размолвка будет исчерпана. Политик — вещь коварная, любое слово восьмёркой выгнется, а здесь… Объясняли: мол, наша хата с краю. Не наживать же врага в лице Мазепы, в самом деле, при такой непростой военной картинке. Но не тут-то было. Недоверчиво переспросив и запинаясь уточнив, Пётр вдруг прозрел насчёт порядочности и человеческих качеств Мазепы тоже, он понял, что этот человек не только никого не уважает, но и не считается ни с чем и ни с кем кроме своих желаний и животных инстинктов. А ради своей цели перешагнёт даже через Бога. Ой, греховодник! Разъярённый, он, помахав в ту сторону, где по его предположению находился гетман, приказал выбросить его и запретить появляться перед своими очами. Никто ничего не мог понять. Трактовали происшествие на разные лады. Такого раньше царь себе не позволял. И это с тем, кого он почитал отцом своим. Никто не мог и подумать, что казалось крепкая дружба Петра и Мазепы лопнет как пузырь, так неожиданно и главное не понятно из-за чего. Мазепа даже не успел как следует рассмотреть того мальца из-за которого так круто могла измениться линия его судьбы. Меншиков, прищурившись, созерцал эту сцену. Немного поостыв, царь под давлением дипломатов и советчиков отошёл. Даже наградил землями и пошёл на уступки. Война на носу. Август кинулся на Швецию, начав бои в Ливонии. Однако, поняв, что кишка тонка, очень скоро запросил помощи у Петра. Тот помог саблями казачков. Мазепа послал полк под командованием полковника Истры. Это не помогло, да царь и не рассчитывал на то, что Польша остановит шведа. В его планах был расчёт лишь на то, чтоб задержать. Выгадать время. Такая себе игра в догонялки. Что-то из задуманного получилось. Какое-то время шведский король гонялся за любвиобильным петухом Августом. Российская армия была ещё слаба, флот тоже только зарождался. Петру требовалось время. Но шведы смели Августа и устроили Петру конфузию под Нарвой. А что до дружбы с гетманом? Прежнего пылу к Мазепе у Петра уже не было. Но политика и дело превыше всего! Царь по-прежнему величал его другом, надеясь, когда придёт время разобраться с той канальей, а гетман всё чаще и чаще демонстрируя свою преданность, прикидывался немощным. Кэт, узнав о ждавшей её участи в постели гетмана, негодовала: «Будь в руках пистоль — уложила бы на месте!»