— Что в моих силах Пётр Алексеевич сделаю, но мы все под Богом ходим, — заикаясь, произнёс он. Пётр грозно приподнял бровь. Доктор заторопился:- Уверяю вас, непременно постараюсь, ваше величество…
Царь посидел, не спуская с девушки глаз, снова встрепенулся.
— Постарайся, а то моё сердце не выдержит.
Пётр прикрыл дёргающуюся щёку. Раздражение моментом прошло. Он любил, когда работают, борются, но не опускают руки. «Пока в теле есть жизнь, человек должен жить». Странно, неправдоподобно, но он забыл про горящий город, про своих и шведов. Жизнь этой девочки было сейчас главным для него.
Доктор молча и сосредоточенно делал своё дело.
— Вот и ладушки, — удовлетворённо кивнул царь. Хотел было пригласить ещё людей на помощь, но задумался и в конце концов пришёл к выводу, что будет мудрее обойтись без присутствия посторонних до поры, до времени. Может, обойдётся. Он же обещал девочке сохранить тайну.
Он сам держал её, когда ей доктор ковырялся в плече. Сам помогал извлечь пулю. Следил, как обрабатывали рану, как бинтовали. Отнеся её на постель самолично, Пётр гладил её милое заплаканное личико и шептал: «Лапушка, радость моя, потерпи, поболит немного и заживёт» И, укрыв одеялом на пуху предмет своих мрий, царь выставил караул. На пост заступил всё тот же глазастый солдат, что таскал ему воду и помогал держать Кэт. Строго настрого наказал никого не пускать. А доктору, чтоб не оказаться на дыбе велел прикусить язык. Тот согласно закивал. Он что дурак болтать. Пётр вернулся к Шереметьеву. Догорала ружейная трескотня. Над крепостью развивался белый флаг. Пётр улыбнулся: «Орешек наш!»
Подумав, как это по деликатнее сделать, предупредил собравшегося отправиться соснуть и откушать фельдмаршала, чтоб шёл в царский шатёр. Тот ничего не понял. Пётр рассердившись объяснил, что его, Шереметьева, он занял сам. Тот опять ничего не понял, но в третий раз переспрашивать не стал, а, обиженно поджав губы, потопал в царский шатёр. Прощай удобства и тёплое одеяло. Пётр, передохнул: «Вот и славно! И с этим, кажется, разобрались».
Сумерки, тянувшие за собой ночь, играли пожаром, кострами и фейерверками. Раскиданный под стенами лагерь гудел. Редко кто спал. Всех распирало от только что завершившегося боя. Варили еду, мясо и пили раздаваемую водку. А ещё рассказывали, рассказывали… Про мёртвых лежащих под стенами крепости и на улицах никто пока не поминал. Для этого будет завтра. Широко шагая Пётр с иронией косился на пленных, — те глядели ошарашено — удручённо. Дикари лапотники перемогли… Глаза царя горели: «Что не привыкли?!»