— Дина! — склоняется надо мной тень. — Ты что здесь делаешь?
— Тетя Женя?
— Дай-ка я тебе помогу, — тяжело дыша, она протягивает ко мне руки.
Экран телефона освещает напряженный взгляд голубых глаз и морщинку на лбу.
— Тетя Женя! — захлебываясь то ли слезами, то ли смехом, висну на ее шее.
— Что ж ты делаешь, бессовестная? Пощади старую женщину!
— Какая же ты старая? — смеюсь я, поднимаясь на ноги.
— Такая, — улыбается она, сверкая золотым зубом. — Четыре года до трудовой пенсии осталось. Ты как, живая?
— Живая, — вглядываюсь в лицо тети Жени, пытаясь понять, что ей известно об убийстве Кати.
— Пойдем внутрь, пока тебя не заметили, — подтверждает мои опасения она.
— Не пойду. Тебя из-за меня могут уволить.
— Заходи без разговоров, — берет меня под руку и тянет к двери она. — Если бы не ты, я бы здесь вообще не работала. Сидела бы до сих пор со своей астмой на пособии по инвалидности, макароны жевала.
Тетя Женя включает свет. Я переступаю порог и попадаю в свою библиотеку, такую, какой видят ее работники, а не посетители. Вместо застекленного гардероба на входе железная вешалка; вместо яркого освещения — тени от книжных стеллажей; вместо перемешанных ароматов духов читательниц — кисло-сладкий запах старых книг с примесью затхлости. Я здороваюсь с друзьями, поглаживая шершавые корешки книг, погружаюсь в целебную для измученного духа медитацию.
— Я тебя еще в прошлый раз из окна приметила, когда ты ночью шум подняла. Испугалась, вдруг бандиты, а как по телевизору новости посмотрела…. Ну, думаю, точно Дина прибегала! Вот, держи, — касается моего плеча тетя Женя, — семьсот рублей. Больше с собой нет. Дома еще три тысячи лежат.
— Деньги у меня есть, спасибо. Лучше найди кое-что в читальном зале.
— Нет уж, я сторож, а не библиотекарь. В этом деле ты мастер, — протягивает она связку с ключами. — Иди и ищи.
— Спасибо, — смахиваю набежавшие слезы. — За помощь, и за доверие. Не спросишь, хотя бы, я убила падчерицу, или нет?
— Зачем спрашивать, когда я и так знаю?
Целую тетю Женю в щеку и бегу к лестнице. Поднявшись на второй этаж, на ощупь пробираюсь по темному коридору к входу в читальный зал. Внутри наталкиваюсь на столы, задеваю стенд. Включаю свет только в хранилище. Стопку местной «Правды» нахожу в самом углу. Чтобы до нее добраться, приходится отодвинуть ящик с агитационными брошюрами, хранящимися здесь с прошлых выборов. Найти выпуски нужного года оказывается легче, чем вытащить их из стопки. Вся в пыли и паутине, я присаживаюсь на лицо главе города. Газетные листы шуршат в руках, оставляя порезы между пальцами, столбцы текста окрашивают ладони в черный цвет. Наконец, перевернув очередную страницу, я встречаюсь взглядом с женщиной, с которой не была даже знакома, но умудрилась породниться, причем не только по документам, но и по несчастью быть женой садиста. Под заголовком «Суд вынес обвинительный приговор» напечатана фотография Лены, а ниже — цитата, от которой у меня начинают трястись руки. Кладу газету на колени, чтобы строчки перестали прыгать перед глазами, и вчитываюсь в текст: