— Хорошо, — подкатывает стул обратно к столу он. — Допрос, так допрос.
Следователь берется за ручку и листок и, полностью погрузившись в кропотливую работу, мелким почерком исписывает половину страницы.
— Что это вы пишите?
— Как что? Протокол. Разве не этого вы хотели?
— Погодите, но я же еще ничего не сказала.
— Думаете, последние полчаса я беседовал сам с собой?
— Не знаю, с кем вы беседовали, но допрос еще не начался. Записывайте мои показания по ходу дела, а не вспоминайте, о чем мы беседовали. Свои мемуары я как-нибудь напишу без вас.
Следователь, явно с сожалением о проделанной работе, мнет листок и кидает в стоящую за моей спиной корзину. Бумажный шарик пролетает рядом с моим ухом. Если до этого я тратила все силы на изображение агрессии, то теперь у меня по-настоящему вскипает кровь. Следователь снова опускается над бумажкой.
— Можно я?
— Что вы? — гримаса раздражения на его холеном лице проявляет первые морщины.
— Буду вести протокол.
— Зачем?! — его глаза окончательно распахиваются, а брови ползут на лоб.
— Разве я не имею права записывать свои показания сама?
— Имеете, — встряхивает волосами он. — Только я не пойму, для чего вам это нужно? Когда протокол будет подписан, вы сможете указать на все неточности и потребовать внести дополнения.
— Когда пишу, мне легче вспоминается, — улыбаюсь следователю, всем видом показывая готовность сотрудничать.
Как же, внести изменения. Когда протокол будет подписан, все домыслы следователя станут неопровержимыми доказательствами моей вины.
— Пожалуйста, — он подталкивает листок ко мне. — Хотя нет, подождите. Вопросы я буду записывать сам. Не возражаете?
— Пожалуйста, — тем же жестом возвращаю бумажку.
— Паукова Дина Александровна, семнадцатого мая тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения. Правильно? — снова подталкивает ко мне листок он.
— Да, — медленно вывожу каждую букву, — все верно.
— Кем вам приходилась убитая, Паукова Екатерина Олеговна?
— Приемной дочерью, — отдаю листок следователю.
— Падчерицей? — наносит ответный удар он.
— Разве это не одно и то же?
— Как вы к ней относились?
— Хорошо. Как могла, заботилась о ней.
— А она к вам?
— Не очень хорошо. Думаю, даже плохо.
— Почему?
— Наверно ревновала ко мне отца.
— Мысль избавиться от падчерицы пришла к вам спонтанно, или вы давно планировали убийство?
— Я ее не убивала.
— Ну конечно, — закатывает глаза следователь. — Она сама размозжила себе голову.
— Этого я не говорила.
— Тогда, если не вы, кто, по-вашему, ее убил?
Рассказать об Игоре? Какой в этом смысл? Следователь не только мне не поверит, но еще и постарается исказить мои слова и использовать их против меня же. Лучше держать язык за зубами.