— Сеньор Ранхель, вам звонит сеньора Эрнандес.
— А кто это?
— Это мать погибшей девочки, из школы «Фробель».
— А я здесь при чем? Пусть связывается с Табоадой, он ведет расследование.
— Я ей говорила, но она настаивает.
— Пусть Вонг ответит.
— Он сейчас занят.
Ранхель обернулся и посмотрел на Вонга — сидя за своим столом у стены, тот показывал ему средний палец, как бы говоря: «Да пошел ты, Ранхель. Ты что, за идиота меня принимаешь? Это дело Табоады».
На часах было ровно десять. Ранхель понимал, что если эта женщина не уймется, то его ждет очень долгий день. В час пришел продавец гуаяберас. Круз Тревино и Бешеный Пес купили себе по одной. Еще две парень оставил на столе Траволты.
— Купите гуаяберу, сеньор.
— Нет, спасибо.
— Можно в рассрочку.
— Нет, в другой раз.
— Это не просто рубашка, это знак того, что вы поддерживаете мэра.
С тех пор как президент Эчеверриа ввел моду на гуаяберы, все госслужащие считали своим долгом их носить. Мало того, у каждого на столе стоял его портрет в гуаябере, точно Эчеверриа — святой или волшебник, хранящий от сил зла.
Едва продавец удалился, в зал снова выглянула Лолита:
— Она опять звонит! Уже в четвертый раз!
«Что за сучка эта сеньора Эрнандес? — думал Ранхель. — Чего ей от меня надо? Неужели она не понимает, что я ей не помогу?»
— А на второй линии адвокат Барбоса!
Услышав это имя, все присутствующие — Вонг, Проф, Бедуино — настороженно подняли головы. Дон Агустин Барбоса, мэр Сьюидад-Мадеры, был одним из лидеров оппозиции, что в те дни считалось едва ли не самоубийством. Но Барбоса, благодаря своей известности и крепкому бизнесу, сумел обойти на выборах провластного кандидата. Шеф, как положено, его недолюбливал. Ранхель встречался с ним дважды, когда был жив дядя, и тот произвел на него хорошее впечатление. Интересно, зачем он звонит?
— Переведите мне этот звонок, — попросил он Лолиту.
Бедуино осуждающе покачал головой.
Минуту спустя, когда на столе зазвонил телефон и Ранхель снял трубку, секретарь сказала ему, что дон Агустин только что ушел, но будет ждать его в ресторане и что дело очень важное. Выходит, надо ехать в «Эксельсиор».
На пересечении Калле-Хуарес и Авениды Идальго долго не хотел загораться зеленый. Рядом стоял щит ненавистной компании «Рефрескос де Кола» и еще один, принадлежащий профсоюзу нефтяников. На первый Ранхель специально не смотрел, на втором был изображен нефтеперегонный завод и профсоюзный босс, который говорил: «Честность превыше всего».
Когда проехали все машины, следующие из Лас-Ломас, слева выскочил грузовик «Рефрескос де Кола» и едва не раздавил его. Логотип «Рефрескос» промелькнул в паре дюймов от его лица. «Эти шоферюги ездят как хотят, — возмущался Ранхель, — будто дорога принадлежит им. Надо с этим что-то делать, иначе они всех передавят». Но тут загорелся зеленый, и он нажал на газ.