Январь — месяц темный, суровый, ночной и холодный месяц. А преподаватели ему, как ясному лету, рады: ни лекций, ни семинаров, сиди принимай экзамены. В городе стужа, здоровенный, у Пушкинской, термометр просто пугает: двадцать три, двадцать четыре, двадцать шесть градусов… Люди пробегают кусочки улиц короткими перебежками, под обстрелом мороза, ныряют в спасительное метро, прикрывая шарфами и варежками носы и щеки.
Даша мороз любит — такой вот, трескучий: сухо и чисто, выметено все жестким холодом, на то зима. И пусто, пусто на улицах, все застыло и замерло, как у нее в душе. Давным-давно был погребок, елка, свет и тепло, большой человек рядом — дружелюбный, беспомощный, от обид совершенно незащищенный. Даша о нем думает, он даже ей снится. Ничего конкретного, без сюжета. Просыпается утром и знает, что во сне был Андрей, было что-то ей близкое.
Эти мысли и сны погружают в странное оцепенение: Даша рассеянна и задумчива и чего-то ждет. Ходит на факультет, нехотя препирается с завом — в этой каждодневной войне нужна же ей передышка. Зав — от морозов, что ли? — присмирел тоже, солидно сидит у себя в кабинете, никому особенно не докучая. Жаль, что нет лекций, только они могли бы Дашу отвлечь.
На экзамене Ерофеев, длинноногий и встрепанный, как боевой петух, с ходу бросается в спор. На элементарный вопрос об основе сюжета «Царевны-лягушки» отвечает собственной теорией, не совпадающей (а как же!) с общепринятой. Даша с досадой смотрит на эту неугомонную жердь: ей печально и спорить не хочется. В конце концов, это экзамен, а не дискуссия.
— Так в чем все-таки основа сюжета? — устало прерывает она Ерофеева, и он смотрит на нее с сожалением и упреком.
— Да знаю, знаю, — бормочет, стараясь поскорей отделаться и вернуться к своей теории, — старинный обряд сватовства — стрельба из лука. В Болгарии, например, и сейчас этот обряд кое-где сохранился: юноши поджигают стрелы и пускают их во дворы, где живут девушки…
— Хорошо, идите.
Даша мрачно пишет «отлично». Ерофеев выбирается из-за стола, огорченно смотрит на Дашу и плетется к двери. Выросшие из пиджака руки болтаются не в такт шагам.
— Володя, — окликает его Даша, вообще-то в аудитории не зовет студентов по именам.