— Почему злились?
— Ну как — почему? Что скучаю, что все испортил. Работал как зверь, старался забыть.
— Очень старались? — улыбается Даша.
— Изо всех сил, поверьте.
Андрей встает, зажигает над столом чертежную лампу на длинной, зигзагами, шее, гасит верхний свет.
— Так лучше?
— Лучше.
Чуть кружится от шампанского (или от волнения?) голова, комната без верхнего света кажется уютней и меньше, тонут во тьме углы и предметы, есть только они — Андрей с Дашей.
Он рассказывает о командировке — какие-то смешные случаи, несуразицы: развлекает гостью. Но истории вот-вот иссякнут, что будет тогда? На мгновение, краткий миг Даша перестает слушать и понимать, и Андрей замолкает тоже. Как ему быть сейчас? Что ждет от него эта женщина? Надо понять ее, понять и не ошибиться хотя бы на этот раз.
Он встает, медленно отодвигает стул, так же медленно делает шаг к Даше. Она поднимается навстречу почти обреченно. Он обнимает ее очень бережно, на расстоянии, оставляя возможность еще отступить, но Даша, закрыв глаза прижимается к нему и вздыхает. От него пахнет табаком и как будто дымом и чем-то еще, давно забытым мужским. Он склоняется к Даше.
— Дорогая моя, все будет так, как ты хочешь…
Она проводит ладонью по его волосам и щекам, по колючему подбородку.
— Не успел побриться, — бормочет Андрей. — Брился там, утром, на трассе, хотел еще раз…
— Что же остановило? — шепчет Даша. Сердце бьется, как сумасшедшее, шептать — и то трудно.
— Боялся сглазить, — тоже шепчет Андрей. — Боялся: побреюсь, так ничего и не будет. Она, может, и дотронуться до себя не позволит.
— Позволю…
Ну вот, теперь все сказано.
Он протягивает руку за ее плечо, свет гаснет. В два шага он оказывается у двери, поворачивает ключ в замке. Шелест жестких накрахмаленных простыней… что-то вынимается из серванта… мягко падают на тахту подушки… Руки Андрея раздевают, ласкают Дашу, губы его целуют заждавшееся ее тело. Оно прижимается к Андрею с такой жаждой, оно не слушает больше рассудка: что-то в нем тайно готовилось, происходило, ждало и дождалось этого часа. Они изо всех сил оттягивают обжигающий миг близости, но оба так истосковались в одиночестве, что не выдерживают сладкой боли и бросаются в пылающий омут, вместе тонут в нем, выкарабкиваются из него, снова ныряют в его глубины…
Они лежат потом изнемогшие и счастливые, они такие сейчас молодые — разгладились на лицах морщины, взорвало себя изнутри напряжение, покой пришел к ним обоим. Весенний ветер летит в окно, качает, несет их куда-то ночь, и если уж нужен людям бог, так необходима им вера, то вот он, бог, вот она, вера — мужчина и женщина рядом, и нет никого сейчас их сильнее.