Наконец г-н Панин сказал мне погулять как-нибудь спозаранку в Летнем саду, куда она частенько хаживала, и где, повстречав меня ненароком, должно быть, заведет разговор. Я дал понять, что желал бы повстречать Ее Императорское Величество, когда он будет рядом. Он указал день, и я пришел.
Прогуливаясь в одиночестве, я осматривал статуи, обрамлявшие аллеи: все они были из скверного камня да вдобавок дурно сделаны, но презабавные, коль прочесть надпись, выбитую внизу. На плачущей статуе было высечено имя Демокрита, на смеющейся – Гераклита, длиннобородый старик назывался Сапфо, а старуха с отвисшей грудью – Авиценна[165]. И все прочие были в том же роде.
Тут я вижу в середине аллеи приближающуюся государыню, впереди граф Григорий Орлов, позади две дамы. По левую руку шел граф Панин, она беседовала с ним. Я придвинулся к живой изгороди, дабы пропустить ее; поравнявшись, она, улыбаясь, спросила, по нраву ли мне сии красивые статуи; я отвечаю, пойдя следом, что полагаю, их тут поставили, дабы одурачить глупцов или посмешить тех, кто хоть немного знает историю.
– Я знаю единственное, – отвечала она, – что добрую мою тетушку обманули, впрочем, она не озаботилась разобраться в сих плутнях. Однако смею надеяться, что все прочее, вами у нас увиденное, не показалось столь смехотворным.
Я погрешил бы против истины и приличия, если б, услыхав изъяснения от дамы такого ранга, не принялся доказывать, что в России смешного ничтожно мало в сравнении с тем, что восхищения достойно; и почти час толковал о том, что примечательного обнаружил в Петербурге.
Как-то упомянул я короля Прусского, восхваляя его на все лады, но почтительнейше посетовав на одну его особенность: государь никогда не дослушивал до конца ответ на вопросы, кои сам задавал. Она премило улыбнулась и велела рассказать о моих с ним беседах, что я и сделал. Она любезно сказала, что никогда не видала меня на «куртаге»[166].
«Куртаг» – это концерт с пением и музицированием, что дает она во дворце всякое воскресение, куда каждый может прийти. Гуляя, она приветливо обращалась к тем, кого желала удостоить этой чести. Я отвечал, что был там всего один раз, ибо на беду свою не люблю музыку. Тут она, смеясь, сказала, взглянув на Панина, что знает еще одного человека, у которого та же беда. То была она сама. Она перестала слушать меня, дабы поговорить с подошедшим г-ном Бецким; поелику г-н Панин покинул ее, я также вышел из сада, немало обрадованный оказанной мне честью.
Государыня, роста невысокого, но прекрасно сложенная, с царственной осанкой, обладала искусством пробуждать любовь всех, кто искал знакомства с нею. Красавицей она не была, но умела понравиться обходительностью, ласкою и умом, избегая казаться высокомерной. Коли она и впрямь была скромна, то, значит, она истинно героиня, ибо ей было чем гордиться.