Госпожа д’Юрфе носила на шее большой магнит, оправленный в железо. Она уверяла, что рано или поздно он притянет молнию и так она вознесется к солнцу.
– Несомненно, – отвечал плут, – но я один в мире могу тысячекратно усилить притяжение магнита в сравнении с тем, что могут заурядные физики.
Я холодно возразил, что готов поставить двадцать тысяч экю, что он не сможет удвоить силы даже магнита, что на шее у хозяйки. Маркиза не дозволила ему принять пари, а потом наедине сказала мне, что я бы проиграл, поелику Сен-Жермен – чародей. Я был вынужден согласиться.
Несколько дней спустя мнимый этот чародей отбыл в королевский замок Шамбор, где король предоставил ему жилье и сто тысяч франков, дабы он мог без помех работать над красителями, что могли бы способствовать процветанию всех суконных фабрик Франции. Он покорил государя, оборудовав в Трианоне лабораторию, немало его забавлявшую, – король, к несчастью, скучал везде, кроме охоты. Алхимика представила ему маркиза де Помпадур, дабы приохотить его к химии; после того как Сен-Жермен подарил ей молодильную воду, она верила ему без оглядки. Эта чудодейственная вода, коей надобно было пользоваться строго по его предписанию, молодость вернуть не могла, – сей правдолюбец соглашался, что это невозможно, – но могла уберечь от старости, сохранив пользующегося ею на века in status quo[62]. Маркиза уверяла монарха, будто и вправду чувствует, что не стареет.
Король показал как-то герцогу де Депону алмаз чистейшей воды весом в двенадцать каратов, который носил на пальце: он верил, что собственноручно изготовил его, посвященный в таинства обманщиком. Он уверял герцога, что расплавил двадцать четыре карата мелких бриллиантов, которые соединились в один, но после огранки алмаз стал двенадцати каратов. Уверовав в учение алхимика, он отвел ему в Шамборе те самые покои, что всю жизнь отводил славному маршалу Саксонскому. Историю эту я сам слышал из уст герцога, когда имел честь отужинать с ним и шведским графом Левенхупом в Меце, в трактире «Король Дагобер».
Перед тем как покинуть госпожу д’Юрфе, я шепнул ей, что, как знать? – возможно, именно в этом мальчике ей суждено возродиться, но она все испортит, если не дождется его возмужания.
Она поместила его в пансион к Виару, дала всевозможных учителей и имя – Граф д’Аранда, хотя родился он в Барейте[63] и мать его слыхом не слыхала ни о каком испанце с таким именем. Я навестил его лишь три или четыре месяца спустя после его туда помещения. Я все боялся какого-нибудь досадного недоразумения из-за имени, которым наградила его духовидица без моего ведома. <…>