Боковым зрением Алекс отмечает отсутствие ниш и проходов в стенах. Единственное, что смущает его, — туман, который стелется по полу и скрывает от него собственные ноги едва ли не по середину икры. Поэтому Алекс не бежит, хотя ему хочется припустить изо всех сил: он продвигается вперед осторожно, боясь налететь на какое-нибудь скрытое препятствие. Им может оказаться все, что угодно: камень, доска, кусок трубы, мешок цемента. Мысль о цементе возникла не случайно: на стенах кое-где наляпаны жирные цементные кляксы.
Чтобы хоть немного развлечь себя, Алекс пытается представить себе мисс Отис. Получается нечто среднее между женщиной с татуировки Джан-Франко и незнакомкой с фотокарточки. Эта мысль пугает его — кто угодно, но только не незнакомка! Пусть уж будет татуированная дама, тем более что она (хотя и опосредованно) тоже повешена.
Подвешена.
За компанию с Джан-Франко, ладьей и яйцом на подушке с кисточками. Ну вот, Алекс уподобился циничному посланцу от мисс Отис, для которого смерть — лишь повод увильнуть от обеда. Он ничуть не лучше его, он не лучше всех остальных…
Черт!..
Меры предосторожности не были напрасными. Он наткнулся на что-то тяжелое и мягкое. Если бы Алекс бежал, то не удержал бы равновесия и растянулся на полу, перелетев через препятствие, и… это не мешок с цементом.
Собака.
Он испытывает ужас и облегчение одновременно. Ужас от того, что собака мертва, а облегчение от того, что это все-таки собака, не человек.
Алекс сразу узнал ее, хотя видел лишь однажды, у супермаркета: Боно, сенбернар, когда-то представленный Лео как новый жилец «Левиафана». Присев на корточки, молодой человек осторожно прикоснулся к шерсти пса. Она хранила остатки тепла, трупное окоченение еще не наступило. Исходя из этого, да еще из того, что здесь совсем не тропики, можно сделать единственный вывод: несчастное животное погибло совсем недавно. О трупном окоченении Алексу как-то рассказывала Кьяра, большая любительница покопаться в таких малоаппетитных подробностях. Разговор происходил в кофейне (Кьяра умеет выбирать лучшие места для своих кримимонологов), чизкейк Алекса так и остался недоеденным, зато он обогатился новым знанием. Совершенно бесполезным по его тогдашнему ощущению. Но сейчас это знание пригодилось. Правда, сестра говорила о мертвых людях, а не о собаках, покрытых длинной густой шерстью.
Трупное окоченение наступает через один — три часа.
На шерсть и прочие особенности собачьей физиологии можно накинуть еще пару часов. Но даже с этими приплюсованными часами выходит, что Боно был еще жив, когда Алекс распахнул дверь в «Левиафан». Он был жив и тогда, когда Алекс пытался пробить тоннель к свету и воздуху, и даже когда впервые спустился в подвал в поисках подходящего инструмента для вскрытия двери. Вот только ни в подвале, ни в самом доме Боно не было, иначе его присутствие так или иначе обнаружилось. Как он попал сюда, в это странное место? Единственный путь из «Левиафана» к мисс Отис — через подвал, тоннели и шахту. Но дверь, отделяющая подвал от тоннелей, была закрыта. Даже если предположить, что пес каким-то чудом открыл дверь и плотно прикрыл ее за собой… Остается лестница. Подняться по металлическим скобам наверх ни одна собака не в состоянии!