Ответа нет.
Он хочет остаться в живых не только ради себя, но и ради любимой женщины. Это вряд ли извинит мужчину, оказавшегося на войне рядом с такими же мужчинами, парнями, мальчиками. У них тоже есть любимые женщины и девушки — у всех. Даже у Даниэля Селесты, привыкшего считать женщин шлюхами. И тем не менее его грудь украшена татуировкой девушки. Это — самая странная татуировка, которую когда-либо видел Алекс, в ней есть что-то пугающее и притягивающее одновременно. Он никак не может запомнить вытатуированные подробности, единственное, что накрепко осело в сознании, — высокий лоб девушки, навевающий мысли о Средневековье. И у Селесты есть мать (неважно, какой она была — добропорядочной или не слишком); у Барбагелаты — жена, две взрослые дочери и восьмилетний сын, его надежда и отрада. Барбагелата — единственный, с кем Алекс пытался поговорить о проблемах, которые его мучают. Он побывал в тех же переделках, что и его лейтенант, и тоже был ранен, причем дважды. Один раз косвенным виновником его ранения стал сам Алекс, тогда, в Вади-Акарите, во время артобстрела.
— Ты помнишь тот артобстрел, Барбагелата?
— Смутно.
— Мне кажется, такое не забывается.
— Если помнить обо всем — башка не выдержит, лейтенант, — тут Барбагелата слукавил. Нельзя не помнить бой, в котором получил ранение.
— Почему ты прикрыл меня, Барбагелата?
— Вы — мой командир. Вот и все объяснение.
— А если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой? Тулио…
— Малыш Тулио? Малыши должны вырасти и стать мужчинами. Обидно, если этого не происходит. — Попробуй пойми этого косноязычного фельдфебеля!
— А если бы на моем месте оказался Селеста?
— К чему все эти вопросы? На вашем месте оказались вы, а я — на своем. И оба мы, слава богу, живы.
— Да. Я твой должник.
— Пустые слова, лейтенант.
— Нет. Я всегда буду помнить о том, что ты сделал для меня.
— Знаете что? Не хотел бы я, чтобы вы вернули этот долг. Побыстрее бы все закончилось! Побыстрее бы кончилась война.
— Ты тоже боишься умереть?
— Умереть? Нет, не боюсь. Боюсь никогда больше не увидеть сына. Это все, чего я боюсь. Вы ведь понимаете меня, лейтенант?
— Да.
Алекс понимает фельдфебеля как никто. Самое главное его сокровище хранится не в бустине, оно спрятано в медальоне. Ему и сейчас ничего не стоит запустить руку под свитер, вытащить его на свет божий и слегка надавить на защелку. Там, в золотой темноте, в полном покое хранятся две крошечных пряди волос: темные и светлые. Они переплетены так тесно, что отделить одну от другой не представляется возможности, да Алекс и не будет этого делать, потому что разорвать связь между женщиной и ребенком невозможно.