Виктория умерла, как умирают все старики. Она постарела и умерла, угасла — это и есть самая дурная весть из всех возможных. Сколько бы ей было сейчас? Примерно столько же, сколько кладбищенскому сторожу, синьору Тавиани.
А он уже на небесах. Или в каком-то другом месте, где не растут ни миндальные деревья, ни ложные нарциссы. Впрочем, в последнем Алекс не совсем уверен: ложные нарциссы растут везде.
— Но что-то пошло не так? — Голос Алекса звучит умоляюще, как будто от ответа сестры зависит вся его дальнейшая жизнь. — Что-то пошло не так, скажи!
— Всё. Всё пошло не так для Селесты. Хотя поначалу обстоятельства ему благоприятствовали. Он скормил снотворное взводу и затем перерезал горло всем десяти. Включая самого Нанни. И лишь одному человеку удалось спастись — фельдфебелю Барбагелате.
Фельдфебель Барбагелата! Тот самый, чье имя украшало листок на стене палачей. Тот самый, что был обвинен в убийстве наравне с Нанни. О нем предпочитали не вспоминать все эти долгие десятилетия, как предпочитали не вспоминать ни о ком из взвода альпийских стрелков. Жители К. — вот кто должен был украсить стену палачей, все жители К., до единого! Чем они отличаются от настоящего убийцы? Да ничем! Их равнодушие, их стыдливое забвение убивало уже мертвых парней год за годом, год за годом. Мертвецы так и не обрели покоя, их духи до сих пор бродят здесь, в собственной искаженной реальности, пропитанной гневом и отчаянием. Может быть, именно их Алекс встретил на пути в сторожку? Двоих из взвода, но кого именно? До сих пор он не мог вспомнить лица солдата, помахавшего ему рукой, прежде чем исчезнуть за деревянной скрипучей дверью. Но теперь… Теперь Алекс легко бы узнал это лицо! Это не лицо куклы, так долго пялившей на него тусклые стеклянные глаза, и не лицо лейтенанта карабинеров Нанни Марина.
Это — воздушный змей Тулио Амати, самый юный из стрелков.
Будет ли конец кошмару?
— …Марко Барбагелата не доверял Селесте с самого начала, — голос Кьяры ровен и тих. — Несколько недель — вплоть до того вечера, когда разыгралась трагедия, — он следил за ним, предчувствуя недоброе. Он был единственным, кто не пил вина, а Селеста приволок с равнины целый ящик отменного мозельского. Его вообще не было в казарме, он спустился вниз, в К., за почтой, и должен был появиться в расположении взвода лишь наутро. Но он вернулся раньше, ночью. И застал убийцу, когда тот уже совершил преступление и перекладывал свои документы в гимнастерку Нанни Марина.
— Зачем? Ведь в преступлении был обвинен не кто иной, как Нанни.