Подойдя вплотную, Кйоко занесла руку с блестящим предметом. Бондарев, следивший за ней сквозь опущенные ресницы, очень правдоподобно сопел и даже почмокивал губами. Он лежал на спине, подставляя под удар свою грудь или горло. Что выберет эта сучка?
Резко выдохнув носом, она опустила руку. Бондарев откатился за секунду до того, как полоска стали вспорола подушку. Кйоко попыталась нанести еще один удар, но он пнул ее ногой в живот, затем набросил на нее одеяло и повалил на пол. Некоторое время она верещала и брыкалась, но, когда дышать стало нечем, умолкла и обмякла. Развернув ее, Бондарев увидел опасную бритву, выпавшую из ее руки. Закрыв лицо ладонями, девушка плакала.
— Успокойся, я не собираюсь тебя убивать, — тронул ее за обнаженное плечо Бондарев.
— Лучше убей, — предложила она, всхлипывая и сморкаясь.
Превозмогая боль в пояснице, он поднял ее и уложил на кровать. В темной комнате кружились перья, похожие на хлопья снега. Оказывается, не все отели перешли на подушки из силикона.
Бондарев задернул шторы и включил свет. Плачущая Кйоко перевернулась на бок и поджала колени к груди.
— Я не хотела, — прорыдала она. — Но мои бедные братья и сестры, мои бедные родители…
— Что с ними? — спросил Бондарев, нахмурившись.
Он уже догадался, каким будет ответ, но хотел услышать его из уст Кйоко. Взяв девушку за плечи, заставил ее сесть, убрал растрепавшиеся волосы с лица, вытер пододеяльником щеки, взяв за подбородок, заставил смотреть себе в глаза и произнес:
— А теперь рассказывай. Рассказывай начистоту, без утайки.
— Потом ты меня убьешь?
— Хотел бы, уже убил бы. Рассказывай, Кйоко, рассказывай.
Девушка успокоилась, вытерла глаза, но говорить по-прежнему не хотела. Другой на месте Бондарева наградил бы ее парой пощечин, но он лишь погладил ее по спутанным волосам и предложил:
— Ладно, Кйоко, если ты не можешь сделать это сама, то я тебе помогу. На тебя вышли Хозяева северных территорий и пригрозили, что вырежут всю твою семью, так?
Она села на кровати, уставившись на Бондарева. Ее глаза были полны ужаса.
— Откуда ты знаешь?
— Не ты первая, Кйоко, — невесело усмехнулся он. — И потом ты сама проговорилась.
— Разве?
— Конечно. Вспомни. Ты сама оплакивала своих родителей, братьев и сестер. А теперь расскажи мне, как они заставили тебя совершить эту глупую выходку.
Вообще-то выходка была не такой уж глупой, потому что, не проснись Бондарев вовремя, лежать бы ему сейчас с перерезанным горлом, истекая кровью и издавая невнятные, булькающие звуки. Впрочем, к этому времени он уже не подавал бы никаких признаков жизни.