– Ты хочешь, чтобы я о чем-нибудь умолчала?
Раздался скрежещущий, словно трогающийся на подъездной дорожке автомобиль, смех Айви.
– Главное, представь меня обаятельной, – сказала она.
Элиз не один день думала, что же им скажет. Упомянуть о наркотиках? О друзьях-байкерах? Камеры она попросит поставить в гостиной, а сама сядет на Адин (заново обтянутый) диван, скромно подогнув под себя одну ногу. Наденет она бледно-сиреневый кашемировый свитер. Будет полна сочувствия, заинтересованности: ответственная старшая сестра в окружении азиатского антиквариата. Вероятно, интервью сделает отклонение в эту сторону, они обязательно захотят услышать о Сингапуре и Китае. Она устроит им экскурсию по квартире, если они попросят, решила Элиз.
Но они так и не позвонили. Элиз поинтересовалась у своего брата Доджа; они позвонили Грейсону, сообщил Додж, но не ему, слава Богу.
– Мы легко отделались, а? – сказал он, и Элиз что-то пробормотала в ответ.
В течение нескольких дней она подумывала отправить письмо по электронной почте кинорежиссеру – Айви назвала его имя, и Элиз немедленно нашла его в Интернете, – но потом сочла, что это было бы слишком откровенным, слишком назойливым. Этим утром Элиз чувствует себя недовольной и раздраженной из-за отсутствия того звонка: при подготовке к возможному интервью Видалия и Айви снова проникли в ее жизнь, ничего не дав взамен, а Видалия и Айви непременно означали и Пайса – теперь уж просто тень, – притаившегося в углу, расставившего руки для объятия.
Элиз заставила себя встать с кровати. Крис уехал; сквозь сон Элиз слышала, как он ходил по комнате в четыре утра, собираясь на шестичасовой рейс. Он будет путешествовать неделю: Москва, Дубай, Эр-Рияд. Как бы то ни было, теперь он ездит даже больше, чем раньше. Где-то в глубине души Элиз это, пожалуй, не нравится, но за многие годы то местечко в душе воздвигло такую защиту, настолько устало обижаться, скучать и мучиться, что отсутствие Криса теперь проходит почти незамеченным. Было время, напоминает себе Элиз, в Филадельфии, когда она с таким нетерпением ожидала его отъездов, дававших ей разрешение на… на что? Элиз не может припомнить ничего, кроме смутного волнения, бросающего в дрожь сумасбродства, которые ассоциируются у нее с месяцами до ее второй беременности, с чем-то, что чувствовала только влюбляясь, будучи замужем, в чужих мужей: безмолвное соучастие в разных концах комнаты, жадные взгляды за обеденным столом, промедление, несущественные разговоры за четвертым бокалом вина на продуваемых ветрами балконах, слишком крепкие объятия при пожелании спокойной ночи. И с Берндом, конечно, единственным любовником Элиз. Лора часто умоляет ее снова рассказать историю с Берндом, как, бывало, Софи настаивала, чтобы она из вечера в вечер читала ей «Спокойной ночи, Луна». Теперь Бернд стал близким другом. Они с Элиз обмениваются по электронной почте длинными письмами, чуточку кокетливыми. Бернд и Ребекка по-прежнему живут в Юго-Восточной Азии, в Джакарте, судьба вечного экспата, которой Элиз счастливо избежала.