Нам удалось пересечь дорогу, уворачиваясь от злившихся велосипедистов и рявкавших гудками машин, и добраться до Народной площади, где мы замедлили ход, вдруг смутившись. Мы оказались в море пожилых людей. Большинство их танцевали под «Твист эгейн», но некоторые стояли в стороне, произвольно размахивая мечами. У другой группы в глубине словно нажали кнопку замедленного движения. Я стукнула Софи по руке, указывая на них, но она даже не повернулась, настолько поразили ее танцующие.
Слава Богу, никто не столпился вокруг нас, говоря «хэлоу» и пихая нам в руки младенцев, чтобы сфотографироваться, как это было в те несколько раз, когда мы выходили из квартиры.
– Давай потанцуем! – воскликнула Софи и взяла меня за руки.
Честно говоря, мне не хотелось ни танцевать, ни как-то иначе привлекать к нам внимание, но Софи уже крутилась, то отходя от меня, то приближаясь, во все горло подпевая: «Как мы танцевали прошлым летом». Некоторые пары показывали нам большой палец, но основная масса, похоже, настолько следила за ритмом, что не хотела отвлекаться. Они были удивительно хорошими танцорами, двигаясь точно в такт. В основном это старые супружеские пары, прикинула я, но было и довольно много женщин, танцевавших вместе, наверное, им надоели мужья, наступавшие на ноги, и они попросили своих лучших подруг потанцевать с ними вместо мужей.
Единственный раз, если не считать уроков чечетки в четвертом классе, на которые ходила главным образом, чтобы сделать приятное своей лучшей подруге, я танцевала на школьных вечерах в Мэдисоне, за четыре месяца до нашего переезда в Китай. Мальчик из моего класса, Робби Честнат, пригласил меня на танец в стиле ритм-энд-блюз. Мы начали неуклюже раскачиваться, повторяя па, столь любимые учениками средних классов, словно стоишь в качающейся лодке.
– Давай станцуем вальс! – предложила я, когда грянул припев.
– Я не умею танцевать вальс, – ответил он, вероятно, уже пожалев, что не пригласил менее странную девочку.
Я тоже не умела вальсировать, но схватила его правую руку и положила себе на поясницу, взяла за левую и начала двигаться, словно Скарлетг в «Унесенных ветром». Он прошаркал несколько шагов, потом пробормотал: «Извини», и сбежал к своим друзьям. Теперь, при воспоминании об этом, мои щеки горели. Через три дня мне предстояло в первый раз пойти в шанхайскую Американскую школу, и я была озабочена этим началом с нуля и полна решимости больше не совершать социального самоубийства.
Когда песня закончилась, все зааплодировали, включая нас с Софи. Я отходила от нее, чтобы получше рассмотреть медленно двигавшихся чудаков, пока не услышала сзади гневный окрик: «Эй!» Я круто развернулась. Софи держалась за затылок, как будто ее ударили.