Ни слова не ответив плачущей Наталье, отец Василий поднял Матронушку над головой и громко сказал:
— Православные, вы меня слушаете? — и ещё выше поднял девочку. — Видите, кого Бог послал нам! Это дитя от Бога. Этот младенец будет свят! Она со временем встанет на моё место!
И только после этого обратился к родителям:
— Вы, значит, в приют её собрались отдавать?
Наталья едва ответила сквозь слёзы:
— Не знаем сами… Сердце не на месте… Да ведь не выжить нам…
— Вы это бросьте! — говорит отец Василий. — Девочку берегите, храните её пуще глаза, чего она захочет — тотчас исполняйте, а если сами не сможете, — тут же бегите ко мне, я всегда помогу. И не бойтесь ничего: с этой девочкой Господь вас не оставит.
И как камень упал с души у Натальи и Дмитрия. Понесли Матронушку домой совсем с другим настроением, чем в церковь шли. И то сказать: не от хорошей жизни и не с радостью решили они отказаться от родного дитяти, — а теперь и надежда появилась, и тьма перед глазами рассеялась. Авось Господь не оставит!
К этому рассказу стоит добавить, что купель, в которой крестили Матронушку, и над которой столбом поднимался благоуханный, светлый дым, сохранилась до наших дней. По-прежнему стоит она в Успенской церкви Себина, — простая такая купель, без затей, сродни неказистой, но прочной деревенской посуде…
Сейчас русские люди называют блаженную — Матронушкой, но родители-то дочку не так звали, а — Матрюшенькой; и в родной деревне никто её иначе не величал: Матрюша-слепенькая, Матрюшенька.
Родительский дом Матюши был, как уже говорилось самой, наверное, незавидной избёнкой в селе. Топили избу по-чёрному, зимой всей семьей спали в русской печке, забравшись в устье, питались чёрным хлебом да квасом… Такая была жизнь: сплошной Великий пост, но душа отмеченного Богом младенца жаждала поста настоящего. Мать жаловалась соседям: «Что мне делать? Девка грудь не берёт в среду и пятницу, — спит в эти дни сутками, и разбудить её не возможно».
Ещё и годика не исполнилось Матрюше, когда стала Наталья замечать за ней странное: каждую ночь девочка выползала из печки, где спала вместе с родителями и старшей сестрой, перебиралась в красный угол к иконам и там играла в темноте. Она, словно зрячая, снимала иконы, расставляла их перед собой, разговаривала по-детски с Божиими угодниками, тихо смеялась… Порою она даже не снимала иконы, а сама забиралась к ним на высокую полку… Испуганная мать стаскивала дочку с полки, шлёпала в сердцах и возвращала в печное устье, но едва Наталья засыпала, как Матрюшенька вновь выползала на волю.