— Давно она в таком состоянии? — Голос его прозвучал мягче, чем она ожидала.
Давно ли? Почти всю жизнь. Так давно, что уже и не упомнишь, что когда-то все было иначе.
— Довольно давно.
Она зажмурилась, сдерживая воспоминания. Дом в Эдинбурге. Ее комната. Слуги. Уроки. Платья с кружевной отделкой, вечера у камина, материнский смех, ласковые руки, укладывающие ее спать.
А потом появился один из его племени, и той жизни настал конец.
Мать наконец отвернулась и зарылась лицом в ее шаль. Пока она плакала, Маргрет смотрела поверх ее плеча на человека напротив. Все может закончиться прямо здесь и сейчас, и тогда все ее усилия, потраченные за год, пойдут прахом.
— Прошу вас, не забирайте ее.
Только одно ей оставалось: молить этого незнакомца о милосердии. Быть может, в нем пробудится жалость. Быть может, из этого мира исчезла еще не вся доброта.
Он поднес фонарь вплотную к ее лицу. Теперь уже она была ослеплена, едва различая его глаза за пятном света.
Наступила тишина; Маргрет чувствовала, как охотник безмолвно изучает ее лицо испытующим взглядом, заставляя их обоих — ее и страдальчески трясущуюся мать — мучиться в ожидании его приговора. Ей отчаянно захотелось завыть, как только что выла мать, понося мир, как несправедливое, неподвластное пониманию место.
Но она сдержалась.
— Лучше заберите ее домой, — ответил он наконец удивительно мягким голосом.
Страх схлынул, и она обмякла. Отсрочка. Последствия грянут завтра.
— Идем, мама, — сказала она. — Давай вернемся домой.
Мать заковыляла вперед, то и дело пугливо оборачиваясь на охотника, который, освещая тропу, зашагал следом.
Маргрет не нравилось, что он увязался за ними, но обратная дорога обещала быть долгой, поддерживать мать и одновременно держать фонарь она не могла и потому не стала возражать, когда Александр бесплотным духом поплыл за ними, а фонарь, покачиваясь в его руке, послал вперед длинные тени.
Сквозь тучи на них смотрел огрызок луны. Ветви деревьев трещали под напором ветра, швырявшего им под ноги пригоршни пожухлых листьев. В такую ночь легко можно было представить себе, как по дорогам рыщет сам Дьявол, или поверить в то, что во тьме привольно блуждают его прислужницы-ведьмы. Легко увидеть, как по деревне гуляет зло.
Можно даже увидеть призраков, которые померещились ее матери.
Как только они оказались дома, Маргрет дала матери Генриетту, и та, попав в знакомую обстановку и получив любимую игрушку, сразу успокоилась.
Самой Маргрет было не до спокойствия, ведь в дверях стоял он.
— Я должна попросить вас… — она запнулась, — никому о ней не рассказывать.