— Не знаю, — ответила мать, — может, господин лейтенант скажет, почему он считает, что Карца не следовало наказать суровее?
— Я вовсе не намерен защищать Карца, но если вы желали Карцу добра, то тогда, конечно, можно бы его сослать даже и в Сибирь. — Собеседники удивленно уставились на меня. — Рыбы там, хоть отбавляй, хлеба привозят достаточно, есть мясо и овощи, а от морозов найдутся хорошие шубы. И жил бы там ваш Карц, как у Христа за пазухой!
— Постойте, — недоверчиво возразила Гильда, — а вы хорошо знаете, что такое Сибирь? Сами вы откуда?
— Можно сказать из Сибири… — эти слова, подобно грому, подействовали на слушателей. Гильда испуганно вскинула брови и перестала жевать яблоко, а ее мать невольно отшатнулась от меня, говоря:
— Не может быть. Там живут дикари, там… — она так и не договорила, что еще «там», а Гильда закричала:
— Пропаганда! Пропаганда! Я сама читала о Сибири, там сказано… А когда я училась, нам учитель тоже рассказывал о ней…
— Я не договорил, сам я с Урала, но там рядом Западная Сибирь и восточная часть Урала сливаются. Но и в самой Сибири мне приходилось жить несколько лет…
— Момэнт! — крикнула Гильда. — А кто ваш отец, кем он работает и где живет? Он коммунист, пропагандист, председатель?
— Нет, не коммунист, не председатель, а простой колхозный кузнец и живет там же, на Урале.
Это сообщение тоже было встречено недоверчиво, но вслед за ним на меня посыпалась масса вопросов. Они спрашивали о самых, казалось, известных вещах: какой в Сибири климат; сколько месяцев длится зима; какие растут там деревья, есть ли ягоды, грибы; какие звери водятся в сибирских лесах; какие народности там живут, что они из себя представляют, чем занимаются, как одеваются — вопросам не было конца.
Я старался яснее ответить на их вопросы, а Отто Шнайдер, когда ему требовался какой-нибудь инструмент и надо было отойти в мастерскую, просил:
— Вы подождите, господин лейтенант, не рассказывайте, пока я хожу.
Дело усложнилось еще тем, что хотя я свободно владел немецким языком, я не знал, как называется на их языке лось, осетр, рысь, нельма и многое другое. Приходилось называть их по-русски и потом уже окольными путями объяснять, что это за зверь, каков его цвет, рост, образ жизни и прочее.
Оказалось, что они знают Сибирь по преданиям и геббельсовской пропаганде и ничего не знают о настоящей Сибири. Все это надо было объяснить.
Окончив ремонт, Отто присел на переднее сиденье мотоцикла, поджег недокуренную сигару и изрек:
— Выходит, что Геббельс, размалевывая самыми страшными красками сибирских дикарей, старательно делал дикарей из нас самих. А про колхозы нам говорили такое, что и подумать страшно.